Сын (не) для дракона

На секунду стало стыдно, а потом я подумала — а пошло бы все к черту. Я взрослая женщина, я хочу этого мужчину — дракона — и наконец-то мои желания и реальность совпадают. Я твердо решила перестать стесняться, взять дело в свои руки и просто получить удовольствие, как взрослый, черт возьми, человек, который имеет право на свои желания!

Не учла я только того, что с Сорином все и всегда шло не так. Его прикосновения вышибали дух, я буквально разваливалась на части и уже даже не думала о том, чтобы перехватить контроль. Хотелось бы просто не сгорать в его руках и сохранять хоть какое-то подобие соображения.

Того, как мы переместились на накрытый белым полотном диван у стены, я уже не помнила. Кажется, по пути мы опрокинули один из манекенов — иначе откуда взялся грохот?..

Сорин вдавил меня в твердое сидение, коснулся губами за ухом — как раз там, где, как я выяснила после нашей первой ночи, находится место, прикосновение к которому начисто выбивает у меня мозги. Почему Сорин нашел его с одного раза, а Женя не обнаружил за все годы супружества?! Наверное, дело не в месте для поцелуев, а в мужчине. В драконе.

Тело с радостью откликалось на уже успевшие стать знакомыми прикосновения. Вот губы Сорина скользят вдоль моей нижней челюсти, вот снова целуют за ухом, вот он сдвигает вверх ошейник, чтобы добраться до ямки между ключиц.

— Проклятая железяка, — жарко и щекотно выдохнул он.

— Так сними ее.

— А как я тогда буду уверен, что ты не сбежишь?

Сорин отстранился, кончиками пальцев залез под металл ошейника слегка надавил мне на шею, на секунду перекрывая ток воздуха, а затем снова поцеловал.

В этот раз между нами все происходило медленно, очень нежно, как будто… как будто не только я истосковалась, не только мне хотелось продлить происходящее как можно больше и не хотелось потом смотреть друг другу в глаза и думать о том, что мы натворили.

Все мысли, как и в прошлый раз, улетучились из моей головы, стоило мне почувствовать ладони Сорина у себя на бедрах. В голове осталась только одна — «Ого».

Почему никто не сказал мне раньше, насколько это может быть приятно? Жизнь могла бы быть совсем другой.

Сорин уснул раньше, как будто выключился. Притянул меня к себе, обнял обеими руками, как будто не хотел отпускать. Во сне он казался напряженным, нервным, почти испуганным. Уже в который раз я подумала о том, что он совсем не так спокоен, как я о нем думаю.

В голове царил полный хаос, тело бурлило остатками удовольствия, а еще я бессовестно наслаждалась крепким объятием Сорина. Лунный свет ярко высвечивал его лицо, а я смотрела на него, не отрываясь, как последняя идиотка.

Ладно. Может, не совсем и идиотка? В конце концов, кажется, все идет неплохо? Сорин явно ко мне… благосклонен. По крайней мере, вот сейчас, когда я буквально не могу вырваться у него из рук.

У меня обязательно все получится. Не может не получиться. В конце концов, что может пойти не так.

Глава 29

Каждое утро у меня начиналось одинаково: я пыталась выпутаться из железной хватки Сорина и сбежать на кухню за едой, потому что аппетит, по правде говоря, был зверским. И каждое утро Сорин ни за что не соглашался меня отпускать. Вот и сегодня его крупная ладонь гладила мой округлившийся живот, не давая мне встать.

— Еще только-только рассвело, — проворчал он.

— Три часа назад, — я подалась вперед, но Сорин легко вернул меня на место.

— Вот и я о том же, — сонно откликнулся он и целовал меня в плечо.

Сорин оказался неисправимой совой: мог до поздней ночи заниматься делами, но утром его из кровати было не вытащить. Для меня, привыкшей вставать рано, такой режим был совершенно непонятным, но нежиться в руках Сорина и шутливо переругиваться было приятно.

В поместье пришла зима, а вместе с ней и прохладные утра, когда не хочется высовывать нос из-под теплых одеял, и белизна за окном, и подготовка к празднику Перерождения Огненного. Отмечался он в середине зимы и, как я поняла, представлял собой аналог нашего Нового года.

Сорин говорил, что морозная погода пришла ненадолго и уже через пару недель снег растает, а через месяц — потеплеет и появятся первые цветы.

Наверное, если бы зима здесь была затяжной и морозной, я не радовалась бы ей так сильно, но сейчас укутанное снежным одеялом поместье, сонное ржание лошадей на конюшнях и игры ныряющих в снег псов, которых Сорин по два раза в день выпускал из вольеров, наполняли меня каким-то незнакомым до этого ощущением. Уютом, поняла я, потянувшись в руках Сорина. Это называется уют.

— Меня Вириан ждет, — попробовала я еще раз. — Мы должны поработать.

— Ты так и не сказала, над чем, — сонно откликнулся уже успевший снова задремать Сорин, но руку с моей талии все-таки убрал.

— Это сюрприз.

Наш «кодекс» был почти готов, и мы собирались показать его Сорину на празднике. Честно говоря, я была уверена: это — лучшее, что я делала в своей жизни.

— Надеюсь, вы там не второго ребенка строгаете, ай! — воскликнул Сорин, когда я отвесила ему подзатыльник, и глубже зарылся в подушку.

— Мудак.

— А у этого слова есть женский род?