Ничто не удостаивалось большей императорской заботы, чем «преющие кровью кони-драконы» (хотя насчет «драконов» — скорее поэтическая вольность), происходившие, как считали многие, из древней Фергианы. Монархи предшествующих династий Тан и Сун очень любили сидеть на обитых шелками скамеечках, защищенных от солнца парчовыми зонтиками, и наблюдать, как необыкновенных этих животных все гоняют и гоняют по кругу на зеленой лужайке Императорских Конюшен — пока белые бока не окрасятся алым от уникального пота.
А вот Чингис-хан и его сын Тулуй, отец Хубилая, не располагали временем для столь бесплодного времяпрепровождения. Один озабочен был покорением необъятной империи, а другой — упрочением этого завоевания. Хотя Чингис, правду сказать, иногда позволял себе расслабиться, пристреливая из лука грифов, но все же первый «хан всех морей» считал это лишь «упражнениями в стрельбе перед сражением».
Хубилай-хан уже как-то раз наблюдал за удивительным зрелищем того, как белые кони постепенно окрашиваются своим кроваво-красным потом. Наблюдал с острым интересом в пронзительных глазах. Второй же раз наблюдал бесстрастно, поглаживая снежно-белое оперение своего любимого манчьжурского сокола. Наконец, великий хан заговорил:
— Воистину любопытные создания! Но они капризны и требуют дорогого ухода. Так?
— О да, Сын Неба, — ответил главный императорский конюший. Старец уже собрался было перечислить ветеринаров и коновалов, приставленных к каждому животному, зачитать состав их диеты, включающей в себя отборный ячмень и виноград, изюм и плоды ююбы, а также целую фармакопею дорогих приправ — но тут снова заговорил его повелитель.
— Жизненную силу Империи не следует растрачивать на содержание дорогих игрушек. С сего же часа приступите к распределению этих коней в качестве ценных подарков меньшим царям и некоторым достойным вождям в приграничных землях.
— Да, но… о да, Сын Неба, конечно, Сын Неба…
И не было нужды лишний раз упоминать, что чем дороже какому-нибудь приграничному князьку обойдется достойное содержание «преющего кровью коня-дракона», тем меньше у него останется на войну. Собственно, даже не на войну, а на мятеж.
Никто, разумеется, не осмелился напрямую сказать императору «нет». Но наиболее почтенные из придворных лам и шаманов, пользовавшиеся у Хубилай-хана особым уважением, отважились испустить нечто вроде вздоха. Потом добавили:
— Облачные драконы, о Сын Неба, тщетно будут искать себе кобыл в привычных местах случки.
— Пусть лучше займутся дождем, — кратко ответил Сын Неба, намекая на испускаемую драконами молнию, что опорожняет облака влаги, и на игру «в тучку и дождик» как пристойное название амурных занятий у учеников бессмертного Лао-цзы.
Затем великий хан подобрал свои роскошные царские одеяния, на которых в тот день золотой нитью по багряному шелку вышиты были три дракона, и, вместе с бдительным белым соколом на монаршем запястье, покинул Императорские Конюшни. Ибо все знали, что, подобно своему безжалостному деду Чингису, Хубилай-хан не упустит даже малейшего случая поохотиться.
Полноводная река Янцзы-цзян неслась теперь мимо величественных Лиловых гор, разукрашенных осенней листвой, и мимо сторожевых пагод портового города Нанкина. Здесь отряд высадился на берег, намереваясь добраться до Великого канала у прелестного города Сичжоу конным порядком. На лицах людей выражалась нескрываемая радость. Вот они снова в окружении всамделишных людей и селений — а не духов и чудищ, призраков и иллюзий.
Бодро направившись прочь от людного речного порта, отряд вскоре достиг невысокой череды туманных холмов, где веющий осенью ветерок осыпал с деревьев ржавые листья. А там на глаза им попалось нечто весьма странное…
— Вряд ли это еще одна чертова иллюзия, — пробормотал Маффео, когда, остановив коней, все уставились на высящийся перед ними лесистый отрог.
— Похоже, целая монгольская орда решила перекрыть нам путь, — угрюмо отозвался Пикколо и спешно принялся перебирать свои нефритовые четки.
В безмолвном изумлении Марко оглядывал марширующую прямо к ним громадную армию. Вот целые эскадроны конных лучников и арбалетчиков в пластинчатых доспехах и увенчанных шипами шлемах. Вот несметное полчище пехотинцев с короткими пиками и длинными мечами. И все звучным басом вытягивают монгольские боевые гимны под заунывные посвисты степных дудок. Тут Марко с облегчением понял, что грохота барабанов пока еще не слышно. А сигнал к атаке у монголов мог подать лишь барабанный бой.
В самом центре устрашающей армии Марко разглядел эбеновую сторожевую башню, что покачивалась на спинах четырех татуированных слонов в отделанных золотом попонах. Возвышающийся шатер охраняли ряды громадных мастиффов и ручных львов, ведомых на прочных цепочках пехотинцами. Над шатром реяло громадное черное знамя — без всякого символа.
— Неужто Хайду-хан, голодный степной волк, послал на нас воинство монгольских и куманских бунтовщиков? — завопил ученый Ван, съеживаясь в седле.