– Он взят в плен, похищен из своего собственного вигвама бледнолицым – он потерял свою честь и не может жить! Он должен умереть, потому что не может спеть песню войны. Он не сможет сидеть в своей могиле гордо и прямо, как на боевом коне, увешанный скальпами своих врагов, он будет лежать на песке и его растерзают клювами вонючие стервятники.
Вождь сказал это медленно и монотонно, без каких-либо эмоций на лице, и все же каждое произносимое слово отдавало болью, граничащей с отчаянием. В его положении он был абсолютно прав. Быть похищенным из своего вигвама, окруженного вооруженными воинами, было и в самом деле невероятно позорно.
Разящая Рука в душе сочувствовал этому человеку, но не показал этого. Для вождя это было бы еще большим оскорблением, и в его сознании еще более укрепилась бы мысль о смерти. Вот почему охотник сказал:
– Токви-Тей заслужил свою судьбу, но тем не менее он может остаться в живых, хотя он и мой пленник. Я готов вернуть ему свободу, если вождь прикажет своим воинам взамен освободить двух бледнолицых.
Ответ гордого краснокожего прозвучал с презрением:
– Токви-Тей больше не может жить. Он хочет умереть. Можешь привязать его к столбу. Хотя он не будет говорить о делах, которые приумножили его славу, но он не дрогнет перед смертельными муками.
– Я не собираюсь привязывать тебя к столбу пыток. Я христианин. Даже если мне приходится убивать животное, я убиваю его так, чтобы оно не испытывало страданий. Твоя смерть – бесполезная жертва. Несмотря на нее, я все равно освобожу пленников.
– Попробуй! Ты смог оглушить меня хитрым приемом и похитить только благодаря темноте ночи. Теперь воины шошонов предупреждены. Вам не удастся освободить бледнолицых. Они осмелились появиться на Кровавом Озере и за это умрут медленной страшной смертью. Раз ты победил Черного Оленя, то он умрет, но будет жить его единственный сын Мох-ав, гордость души его, который отомстит! Уже сейчас лицо Мох-ава окрашено в цвета войны, потому что он был избран нанести смертельный удар захваченным бледнолицым. Он раскрасит свое тело их теплой кровью и после будет защищен от любой враждебности бледнолицых.
Вдруг в кустах раздался шелест. Пришел Мартин Бауман, наклонился к уху Разящей Руки и шепнул ему:
– Сэр, должен сказать вам, что пленный часовой – сын вождя. Виннету удалось разговорить его.
Это сообщение очень порадовало охотника. Он ответил так же тихо:
– Пусть Виннету немедленно отправит его ко мне.
– Каким образом? Краснокожий связан и не может идти.
– Длинный Дэви может принести его, а после останется здесь вместе с ним.
Мартин ушел. Разящая Рука повернулся к индейцу и сказал:
– Я не боюсь Москита. Да, он имеет имя, но кто и где слышал о его подвигах? Если мне понадобится, я его также возьму в плен.
На этот раз вождь не смог сдержаться. О его сыне говорили с презрением! Он сдвинул брови и, сверкнув глазами, сказал сердито:
– Кто ты такой, и как смеешь так говорить о Мох-аве? Попробуй себя с ним в бою, тебе от одного только его взгляда захочется закопаться под землю!
– Тьфу! Я не борюсь с детьми!
– Мох-ав не ребенок и не мальчик! Он боролся с сиу-огаллала и многих одолел. У него глаза орла, а слух ночной птицы. Ни один враг не сможет захватить его. Он устроит кровавую месть отцам и сыновьям бледнолицых за своего отца, Черного Оленя!
В этот момент подошел Длинный Дэви с молодым индейцем на плечах. Он своими длиннющими ногами переступил густой подлесок, положил индейца на землю и сказал:
– Вот, я принес мальчишку. Может, пройтись разок по его спине, чтобы он понял, что шутки с нами не уместны?
– Об этом не может быть и речи, мастер Дэви. Усадите его и сядьте сами рядом с ним. Кляп можно убрать. Он уже не нужен, мы будем разговаривать.
– Да, сэр! Но хотел бы я знать, что мальчик может высказать тут.
Длинный повиновался. Как только Москит выпрямился, оба шошона с ужасом посмотрели друг на друга. Вождь ничего не сказал и сидел неподвижно. Но, несмотря на его смуглую кожу, можно было заметить, что кровь отхлынула от лица. Сын был не в состоянии себя так контролировать.
– Уфф! – вскричал он. – Токви-Тей тоже пойман! Это вызовет слезы в вигвамах шошонов. Великий Дух отвернулся от своих детей.
– Молчи! – прогремел отец. – Ни одна из скво шошонов не будет проливать слезы, если Токви-Тея и Мох-ава поглотит туман смерти. Они закрыли свои глаза и уши и стали безумными, как жабы, которые без сопротивления позволят змее проглотить их. Стыд и позор отцу и сыну! Ни одни уста не скажут о них, и ни одна весть не разнесется о них. Но вместе с их кровью прольется и кровь бледнолицых. Двое белых уже в руках наших воинов, а разведчики шошонов уже в дороге, чтобы открыть путь к новым победам. Позор за позор, кровь за кровь!
Разящая Рука повернулся к Дэви и дал ему распоряжение:
– Приведите остальных, один лишь Виннету пусть пока не показывается!
Длинный встал и ушел.