—
— И я верю… Да нет же — я знаю, что славный воитель и великий полководец Генрих Лев еще не раз докажет, что нет в Империи героя, способного потягаться с ним мужеством и славой. Как бы ни было горько сейчас видеть отважнейшего из отважных в столь плачевном состоянии, мы все помним, что настоящий бой, бой во славу Отечества, во славу Господа нашего — превыше любой победы на любом турнире! То, что я скажу сейчас, написано кровью в моем сердце.
Трибуны притихли, ожидая сокровенного.
— Всякому известно, что язычники-пруссы уже много лет разоряют наши земли и терзают сердца всех истинно верующих, принося жертвы проклятым идолам. Всякому известно, что последние месяцы мы готовили крестовый поход в земли язычников — Зигфрид, архиепископ Кельнский, призвал нас к нему, и было бы преступлением не откликнуться на этот зов! Стоит ли говорить, как мечтала я увидеть во главе похода своего мужа? Но сейчас я утверждаю: нет рыцаря и полководца более достойного возглавить наше войско у балтского предела, нежели Генрих Лев! — Она простерла руку к вставшему на колено рыцарю. — Есть ли здесь кто-нибудь, кто сочтет, что он недостоин этой чести?
— Не-е-ет! Не-е-ет! Слава Генриху! Слава Льву! Слава Никотее! Многие лета герцогине Швабской!
—
—
—
—
—
Завершив свою речь, Никотея предоставила оруженосцам герцога Баварии делать свое дело. Она с удовлетворением отметила, как один из юношей аккуратно сложил окровавленный платок и засунул под кожаный нагрудник. Севаста постаралась запомнить его лицо: обуянный страстью человек в свите опасного и скорее всего непримиримого врага — всегда полезная фигура. Пока же она величаво поднялась в свою ложу, давая возможность оруженосцам доставить обескураженного Льва в его шатер.
— Милая, зачем ты сделала это? — недоуменно спросил Конрад Швабский, едва только его супруга опустилась на соседний трон. — Теперь Генрих значительно усилится — собранное войско пойдет за ним, а мы останемся ни с чем!
— Молчи, дорогой мой, — проворковала Никотея. — Молчи и смотри, что будет дальше. Не спрашивай, куда летит богиня победы, когда она летит над тобой!
Ждать пришлось недолго. Едва улеглись страсти по поводу спасения Генриха Льва и единодушного избрания его главой крестового похода, на ристалище на взмыленном коне вылетел всадник. Он пронесся до середины турнирного поля, осадил коня аккурат против ложи хозяев турнира и заорал благим матом: