Сын погибели

Как выяснилось чуть позже, это была не Аквитания, а рыцари Анжу. Людовик в достаточно красочных выражениях описал герцогу Анжуйскому, какую травлю виконт де Вальмон и его сыновья устроили юному Фульку, и триста рыцарей Анжу — втрое больше, чем тот должен был выставить согласно вассальной присяге, — спешили на соединение с французами к стенам Монтурлена. Теперь для защитников цитадели все было кончено — шансов вырваться из западни не оставалось, да и вырываться, по сути, было некуда. Потому, едва узнав о приближении Людовика Толстого, комендант выслал ему навстречу парламентера, предлагая сдать крепость.

Почетную капитуляцию и выход с оружием король отверг, предоставляя осажденным лишь милость победителя. Милость, но отнюдь не милосердие. И теперь они проходили, склонив голову, под ярмом и бросали свое оружие к ногам торжествующего монарха.

— Правильно говорили древние: «Так проходит слава земная», — ликуя, заметил Людовик Толстый. — Все они могли верно служить мне, но восстали. Восстали против Бога, вручившего мне корону! И теперь слава и честь их повергнуты в прах.

— Все в руке Господней, — напомнил Сугерий. — Без корон и доспехов приходим мы в этот мир и уходим из него, оставив живым всю тщетность земного бытия. Милосердие приличествует христианнейшему королю.

— Оставь, Сугерий. Тем более что, как мы помним, христианнейший король поныне находится под интердиктом.

— Я послал в Рим надежного человека, и, надеюсь, он скоро будет уже там. Уверен, Его Святейшество не допустит столь вопиющего попрания справедливости и божеских законов.

— Я тоже на это надеюсь. Однако до той поры, пока твой человек достигнет Рима, получит аудиенцию, убедит Папу снять интердикт и вернется в Париж, я намерен без всяческого христианского милосердия отрубить голову шампанскому изменнику, а дальше, если пожелаешь, со всей кротостью передать в твои руки предтечу антихристова — Бернара из Клерво.

— Эти речи полны злобы и гордыни, — скорбно ответил аббат Сугерий. — Тебе надлежит каяться. Но в одном ты прав — нынче самое время ударить по Тибо Шампанскому. Когда мы направлялись сюда, в лагерь прибыл гонец из Аквитании…

— Ну же, ну же. — Король расплылся в насмешливой улыбке.

— Герцог сообщает, что наконец собрал войско и выступил на помощь вашему величеству.

— Хитрец. Он думает, я поверю… — Король махнул рукой. — Ну да ладно. Конечно же, он ждал до последнего, наблюдая, чья возьмет. Теперь, когда он убедился, что удача на моей стороне, то, конечно, поспешил присоединиться к победителю. Хорошо… Если ему так угодно, пусть со своими людьми первый вступит в Шампань.

— Ваше величество! — крикнул один из королевских драбантов,[75] удерживая чуть в стороне кучку бедно одетых крестьян. — Здесь какие-то рыбаки с побережья доставили вам дары: свежих угрей, треску, камбалу…

— Позже. Рыбаки? Позже, — отмахнулся король.

— Я так и сказал, но тут один требует встречи с вами.

— Это что-то новенькое — рыбак требует встречи с королем. А ну, веди его сюда.

Послушный воле хозяина, драбант бесцеремонно ухватил за плечо какого-то бородача и потащил его за собой. Когда до Людовика осталось несколько шагов, рыбарь вдруг ловко вывернулся из захвата и стремительно бросился к восседавшему на коне государю.

— Стой! — Телохранитель обнажил меч, но в тот же миг рыболов сдернул широкополую войлочную шляпу, а вместе с ней — седоватые лохмы.

— Мой государь! Это же я!

— Фульк?! — воскликнул Людовик. — Сугерий, погляди, это же Фульк Анжуйский! Ах, шельмец!

— Прошу простить меня, мой король! — вслед за париком срывая накладную бороду и усы, заговорил граф Анжу. — Я явился к вам так быстро, как только смог. Но поскольку мой путь лежал через земли, — Фульк замялся, — врага… Я был вынужден одолжить вот эти украшения в английском бродячем театре.

— Ай да ловкач, — рассмеялся король.

— У меня плохие новости! Королева Матильда намерена оказать военную помощь мятежникам-нормандцам! Ее войска либо уже высадились во Франции, либо высадятся со дня на день!

— Проклятие! — Брови короля сдвинулись. — Как не ко времени! Теперь де Вальмон опять воспрянет. Мало загнать лису в нору, надо ее оттуда выкурить, а затем содрать шкуру. Что думаешь об этом, Сугерий? — обернулся он к аббату.

— Признаться честно, я еще не размышлял о том… Сейчас меня заботит иное.

— Что еще может тебя заботить? — возмутился Людовик.

Сугерий молча указал на дальний холм. С него, торопя коней, спускались несколько всадников, над которыми вился по ветру длинный вымпел Парижа.

— Это гонцы. Что-то произошло.

— Произошло… мне испортили победу! — хмуро буркнул король.

Считанные минуты спустя парижане, едва держась на ногах, предстали пред монаршим взором.

— Ваше величество, — хриплым голосом заговорил старший, — к столице движется войско.

— Чье?

— Императора.

— Какого императора?

— Священной Римской Империи.

— Но у них еще нет императора!

— Уже есть.

Людовик по-детски беспомощно взглянул на советника:

— Сугерий, если это Лотарь Саксонский, то мы здорово влипли.

Глава 28