Сын Портоса

— Иду, господа, и клянусь, что вы будете довольны. — И обрадованный хозяин-повар удалился со множеством поклонов.

Глава IV КАК КОРОЛЕВСКИЕ ФАВОРИТКИ ПОКИДАЮТ ЭТОТ МИР

Как только дверь за хозяином закрылась, пожилой дворянин быстро повернулся к своему гостю и тихо осведомился, оставив недавний игривый тон:

— Полагаю, вы прибыли сюда с единственной целью повидать меня, не так ли, Буалорье?

— Совершенно верно, господин герцог, — последовал почтительный ответ.

— И вы приехали по поручению отца Лашеза, королевского духовника?

— Это он указал мне путь, которым вы решили следовать в Париж.

— Морской путь — через Байонну и Сен-Назер…

— Он и послал меня к вашей светлости, а я стал поджидать вас в этом городе, так как был уверен, что здесь наша встреча не привлечет внимания.

— Вы поступили правильно. Ибо по крайней мере некоторое время мое возвращение во Францию должно храниться в тайне от короля и двора. Вы привезли мне новости?

— Да, монсеньер.

— И судя по вашему тону, серьезные?

— Весьма серьезные. Судите сами — королевская фаворитка мертва.

— Мадемуазель де Фонтанж мертва?

— Увы, это так!

— Ей ведь едва ли больше двадцати! Ужасно! Это не может быть правдой!

— К сожалению, это правда, и я уполномочен преподобным отцом познакомить вас с обстоятельствами таинственного происшествия.

— Вы говорите, таинственного?

— Да, в этой истории будет нелегко разобраться.

Нахмурившись, путешественник опустился на стул. Взмахом руки он пригласил курьера сесть и вновь заговорил, склонившись к собеседнику, как будто опасался, что стены имеют уши.

— Ну, довольно фантазий! Мне нужны факты. Расскажите мне все, не опуская никаких подробностей, которые могли бы просветить меня.

— Новая Лавальер, — медленно начал Буалорье, — совершила три ошибки: она оскорбила госпожу де Монтеспан, выставляя напоказ свой триумф — то, что она отвоевала у нее короля, и гордая Атенаис…

— Я знал ее, как мадемуазель де Тонне-Шарант, — вмешался слушавший его рассказ.

— …не смогла этого простить. Второй ошибкой было то, что она взяла к себе на службу лакея, ранее состоявшего в услужении у ее побежденной соперницы, а третьей — что однажды вечером, когда ей было жарко и хотелось пить, она приняла из рук этого парня чашку молока и выпила ее залпом.

Тот, кого некогда именовали Арамисом, не отличался чувствительностью. Сердце его засохло, как и у всех стариков, которые ранее были ярыми поклонниками прекрасного пола и имели у него успех. Без содрогания слушал он трагическую историю несчастной «королевы на день», безжалостно вырванной из жизни в самом расцвете молодости, красоты и монаршей благосклонности.

— Так-так, — всего лишь заметил он. — Должен сказать, что вы выдвинули ужасное обвинение.

— Это не мои домыслы, а всеобщее мнение, неофициально циркулирующее при дворе и в городе. На такой вывод указывают обстоятельства, обнаруженные в ходе дознания. Его величество поручил министру полиции Ларейни и его Огненной палате[8] расследовать историю с массовыми отравлениями, ужаснувшими всю столицу.

— И что показало это расследование?

— Твердо установлено, что госпожа де Монтеспан пыталась устранить соперницу при помощи отравленной одежды и перчаток, которыми ее снабдили два негодяя, а именно: слуга по имени Романи и приказчик лионского торговца шелком по имени Бертран, и после обращения к профессиональной отравительнице, известной под кличкой Ла Филастр, маркиза решила в деле избавления от мадемуазель де Фонтанж положиться на небезызвестную Ла Вуазен, сама оставаясь в тени. В качестве сообщницы она использовала свою служанку Дезейе.

— Разве эта Ла Вуазен не была судима, приговорена и казнена?

— Да, монсеньер, и весьма поспешно, дабы она не заговорила.

— А я думал, ее подвергли пытке, чтобы развязать язык…

— Так и поступили, монсеньер, но согласно пришедшему из Сен-Жермена приказу короля, ее показания были записаны отдельно от официальных свидетельств, чтобы король мог уничтожить их, без предъявления трибуналу в королевском арсенале. Также поступили и с показаниями Ла Филастр. Допрос Романи и Бертрана был отложен. Наконец, министр Лувуа[9] организовал встречу короля с его отвергнутой любовницей, во время которой последняя перешла от рыданий к встречным обвинениям и держалась весьма высокомерно.

Шевалье д'Эрбле раздраженно махнул рукой.