Сын повелителя сирот

Га перевел эти слова Сенатору, и тот ответил: «Договорились».

Что же до Га, то ему Великий Руководитель сказал лишь: «Вели своей жене переодеться в красное».

«Если бы у Великого Руководителя по-прежнему был доктор Сон, – подумал Га. – Вот кто проявлял невероятную изворотливость в таких ситуациях, для него подобные происшествия были просто небольшим недоразумением, которое так легко было сгладить».

Ванда слегка прикоснулась к нему. Лицо ее выражало изумление.

– О чем, черт возьми, была эта песня? – спросила она.

– Обо мне, – ответил он ей и тут же испарился с детьми, женой и собакой.

В «храме» Похен, когда они вошли в него, казалось, и вправду стоило помолиться: товарищ Бук разместил там паллету с четырьмя пустыми бочками. «Ничего не спрашивать!» – приказала Сан Мун детям, буквально срывая белые крышки с бочек. Командир Га открыл футляр от гитары и достал оттуда серебристое платье Сан Мун.

– Улетай на своих условиях, – сказал он ей, а потом поднял девочку и поставил в бочку. Раскрыв ей ладошку, он высыпал в нее семена дыни, у которой они фотографировались накануне вечером. Затем наступила очередь мальчика, для которого Га припас выструганные палочки-рычаги, нить и камушек из силка для птиц, который они смастерили вместе.

Он смотрел и смотрел на детей, посаженных в бочки и лишенных возможности задавать вопросы, хотя они все равно не знали, о чем сейчас надо спрашивать. Га какое-то время любовался ими, той исключительной чистотой, с какой они входят в новую жизнь. Все, абсолютно все сделалось для него таким ясным. Нет никакого отъезда – это просто спасение людей, которым грозит опасность, которые больше не могут так существовать, у которых, наконец, появилась надежда на лучшее, быть может, единственная надежда. И он тоже был спасен, теперь он понял это. Его мать, красавица-певица. Ей была предназначена ужасная участь, и она не оставила его, спасая от того, что его ожидало впереди. И эти паллеты с четырьмя белыми бочками, представились ему спасательными шлюпками, о которых они долго мечтали на борту «Чонма», надеясь, что благодаря им они не пойдут ко дну вместе со своим кораблем. Однажды они уже бросили корабль в море, но теперь он вернулся. Он приплыл за самым важным грузом.

Га потянулся и взъерошил волосы на головах смущенных детишек, которые даже не подозревали, что их спасают, не говоря уже о том, от чего спасают.

Когда Сан Мун переоделась в серебряное, Га не взглянул на нее с восхищением, как обычно это делал. Подняв ее и опустив в бочку, он подал ей ноутбук.

– Это твое сопроводительное письмо, – объяснил он ей.

– Как в нашем фильме, – улыбнулась она. Ей все еще не верилось в происходящее.

– Все правильно, – сказал он ей. – Эта золотистая штука доставит тебя в Америку.

– Послушай, – сказала она. – Здесь четыре бочки, по одной для каждого из нас. Я знаю, что ты задумал, но не делай глупостей. Ты слушал мою песню и видел его глаза.

– Ты с нами разве не едешь? – спросила девочка.

– Тс-с-с! – шикнула на нее Сан Мун.

– А Брандо? – спросил мальчик.

– Он поедет с вами, – успокоил детей Га. – Великий Руководитель собирается вернуть его обратно Сенатору, он говорит, что у нее слишком злой нрав, чтобы жить среди миролюбивых граждан нашей страны.

Дети не улыбнулись его словам.

– Мы еще увидимся? – спросила девочка.

– Увидимся, – пообещал Га, протягивая ей фотоаппарат. – Когда вы сделаете снимки, они окажутся у меня в телефоне, вот здесь.

– А что нам нужно фотографировать? – спросил мальчик.

– Все, что вы хотели бы мне показать, – ответил он. – Все, что вас радует.

– Довольно, – сказала Сан Мун. – Я сделала все, как ты просил. Теперь ты в моем сердце. Это единственное, что помогает людям не расставаться и всегда быть вместе, что бы ни случилось.

– И ты в моем сердце, – произнес Га и, услышав подъезжающий погрузчик, закрыл бочки крышками, постучав по ним, чтобы они плотно сели.

Собака была сильно обеспокоена происходящим. Она скулила и кружила вокруг бочек, пытаясь пробраться туда.

В четвертую бочку Га положил остатки содержимого футляра от гитары. Фотографии посыпались внутрь, тысячи снимков всех пропавших в Тюрьме 33 душ, и на каждой было написано имя, дата поступления в тюрьму и дата смерти. Га распахнул заднюю стенку «храма» и стал подавать Буку знаки подъехать ближе.

– Поверить не могу, что мы это делаем! – воскликнул побледневший Бук.

– Поезжай дальше от толпы, – сказал ему Га. – Сделай так, чтобы все подумали, будто ты едешь с другой стороны.

Бук поднял паллету и переключился на обратный ход, но на минуту придержал погрузчик.

– Ты ведь признаешься, да? – спросил Бук. – Великий Руководитель узнает, что это твоих рук дело?

– Верь мне, он это узнает, – пообещал ему Га.

Когда Бук отъехал, Га с ужасом увидел, как в утреннем свете были заметны силуэты людей, которые, словно ивовые гусеницы, шевелились в своих белых коконах.

– Кажется, мы забыли проделать отверстия для воздуха, – спохватился Бук.

– Езжай! – крикнул ему Га.