Сын Розовой Медведицы

— Это хорошо, — сказал Ильберс, — что никто не верит в мифическое существо, якобы пожирающее живых людей. Но оно, это существо, родилось в умах суеверных совсем не случайно. Кое-кто из вас, очевидно, помнит моего дядю — Урумгая. Двадцать три года назад нынешняя долина Черной Смерти тогда еще не называлась так и не имела на себе проклятья. Это была самая обыкновенная долина, каких много в ущельях гор. Туда-то и откочевал дядя, чтобы заранее выбрать место для зимнего стойбища. Отец мой, возглавлявший род, должен был прийти в долину двумя днями позже. Но когда прикочевал в нее, то ни дяди, ни его жены, ни их сына, моего двоюродного брата Садыка, там уже не было. Был только скот и собаки, стерегущие стадо. Страшная болезнь чума, бич того времени, унесла в могилу дядю и тетку, но вот судьба Садыка осталась неизвестной. Он исчез…

— Вай!.. — пронеслось по неровным рядам казахов.

— А спустя три года, — продолжал Ильберс, — Федор Борисович Дунда, который тогда командовал конным отрядом по борьбе с бандой Казанцева, встретил Садыка у перевала Коксу, но уже в обществе двух медведей…

— Ой бо-ой! — опять пронесся удивленный вздох сидящих людей.

— Вместе с Дундой, этим замечательным человеком, большим другом казахов, ставшим впоследствии ученым, был и мой отец. Он видел своего племянника так же, как вы сейчас видите меня. Да, Садык стал диким ребенком. Его воспитали медведи. Трудно поверить, но это факт. История знает много таких примеров, и для науки они перестали быть невероятными фактами. Но темные, суеверные кочевники не знали о них. Трудно установить теперь, кто первым увидел дикого мальчика и пустил гулять слух по степи. Но в это время опять вспыхнула эпидемия чумы, и тогда обвинили в ней ни в чем не повинного маленького Садыка. Так зародилась устрашавшая потом многих легенда о загадочном и беспощадном Жалмауызе. Но Федор Борисович Дунда, или, по-вашему, Дундулай, был человеком ученым. Он хотел найти Садыка, хотел написать о нем книгу. Вот почему он появился здесь снова, с экспедицией. Я не знаю, удалось ли Федору Борисовичу и его друзьям видеть Садыка, но вот из записной книжки Скочинского ясно, что Кара-Мерген его видел дважды. Значит, ученые были на верном пути. Вот карта, которую они оставили. На ней обозначены места, где были обнаружены следы Садыка. Эти немногие документы, сохраненные подсудимым Кадыром, говорят об удаче поисков. Но убийца Абубакир разрушил планы ученых. Он зверски убил товарища Скочинского и товарища Кара-Мергена, бесстрашного следопыта и охотника, верного помощника Федора Борисовича.

Но я приехал сюда не только для того, чтобы сказать вам эти слова; я и мой учитель Яков Ильич Сорокин решили продолжить дело погибших ученых. И еще я хочу сказать, что я — сын кочевника, моя родина — это ваша степь. Я рос на глазах многих аксакалов, которые сейчас сидят здесь и слушают меня. Советская власть и Коммунистическая партия сорвали пелену невежества и дикости с ваших глаз, и я рад снова встретиться с вами и сказать: я, советский ученый, горжусь своими земляками!

Громкими аплодисментами были встречены слова Ильберса. Радостные слова почета и уважения к дорогому гостю мешались с гневными выкриками по адресу подсудимых.

Ссутулясь, склонясь головой чуть не к самым коленям, сидел на позорной кошме Абубакир и рядом с ним шесть его соучастников. Был уже поздний вечер, и в просветленно-сиреневом небе ярко проглядывали семь желтоватых звезд Большой Медведицы.

— О аллах, — сказал кто-то из подсудимых, — я знал, что ты уподобишь нас Жеты Каракши, услышав выстрелы Абубакира!..

4

Но выстрелы слышали не аллах и даже не Федор Борисович с Диной. Их слышал Хуги. Его тонкий слух отчетливо уловил два далеких выстрела, прозвучавших в долине Черной Смерти. Если где-то звучит такой гром, значит, там двуногие существа. Это прочно отложилось в его памяти и стало чувственно-конкретным познанием.

Нередко наблюдая за людьми, он все больше и больше развивал в себе любопытство и к ним, и ко всему тому, что они делали. Его настороженность к пришельцам постепенно сглаживалась.

Он уже не раз видел, как они таскают сучья, что-то делают с ними и тогда сучья светятся в темноте ярким светом и от них столбом уходит в небо мутный густой туман. Днем же света не видно, зато хорошо заметны красные языки, лижущие подвешенный черный полукруглый предмет, из которого пахнет то каким-то незнакомым запахом мяса, то какой-то душистой водой.

С большой осторожностью, когда ушли люди, он спустился вниз, заглянул в шалаш, потом в пещеру и затем, крадучись, подошел к костру. В нем еще тлели угли. Сел поблизости, протянул руку. Удивительно: почерневшие, покрытые сизым налетом сучья излучали тепло. Опустил руку еще ниже, и ощущение тепла увеличилось. Оно было приятно и притягивало к себе магически.