Чем веселее шли дела в гостинице, тем чаще возникали раздоры в семьях рыбаков. То Осиене пробирала своего старика, то Дуниене вцеплялась своему в бороду. Только мадам Бангер не хотела верить, что ее муж мог себе позволить такие глупости — он всегда вел себя примерно. Но когда об этом заговорили громче, спокойствие мадам было нарушено, и однажды вечером она двинулась к «Вилле Фреди», закрыв раньше времени лавку. Случилось так, что той же дорогой шла Дуниене, и обе рассерженные женщины появились в гостинице, когда это было менее всего желательно. Пьяного вдрызг Дуниса застали в какой-то нише: он обнимал сидевшую у него на коленях официантку, называл ее крошкой и требовал поцелуев. Дуниене смахнула со стола все бутылки и стаканы, отхлестала по щекам старика и заявила, что он здесь находится в последний раз. Бангер сидел за закрытой дверью, поэтому и позор его был обставлен несколько культурнее: мадам не уходила до тех пор, пока лавочник не вышел из кабинета, но он не был один, о нет — тогда бы он не запирал двери. Два дня лавочница не разговаривала с мужем и только беспрестанно вздыхала и сморкалась. Но когда она снова обрела дар речи, получилось и того хуже. «И как не стыдно так безобразничать на старости лет, — плакалась она. — Добро бы уж холостяком был, а то ведь дома взрослые дети, что они подумают про такого отца?»
Да, мир и согласие рушились во многих домах; казалось, какой-то злой дух вмешался в семейную жизнь рыбаков. Самые ужасные проклятия сыпались на голову американца и на его заведение. Однажды ночью в саду «Виллы Фреди» были перебиты прекрасные стеклянные шары, а через день в самое большое окно гостиницы влетел камень, так что стекольщику потом хватило работы. Но это не помогло, веселье в гостинице продолжалось. По-прежнему стучали шары в бильярдной, мужчины тайком ускользали из дому и пробирались сюда по вечерам. Но теперь швейцару был дан строгий приказ: не пускать на порог гостиницы ни одной жены рыбака. Заведение стояло на страже покоя клиентов.
7
Монотонно течет из года в год жизнь рыбачьего поселка. Каждому времени года соответствует своя путина, своя добыча. За зимним оцепенением следует весна с нерестом салаки, затем появляется первый лосось, на Янов день идет мелкая сырть, потом наступает период знойного штиля с донным ловом камбалы и бельдюги, снова лосось и снова салака, и, наконец, осенняя путина с килькой и разной мешаниной. Только погода может несколько задержать или ускорить наступление того или иного периода. В этом отношении жизнь рыбака очень походит на жизнь крестьянина, с той лишь разницей, что крестьянин, посеяв весной, знает, что у него вырастет к осени, в то время как рыбак сеет на счастье. Он вяжет и готовит сети и неводы, строит мережи и прочную снасть, но случается, что сеть пропадает при первой же тоне, не дав ему ни одной рыбины. Нужен действительно выкованный многими поколениями упорный характер и необычайно живучая вера в будущее, чтобы при таких обстоятельствах находить удовлетворение в своей работе. И таков каждый истый рыбак, иначе ему надо искать иного способа пропитания. Он может иногда хорошо заработать за лето, но в его двери часто стучится и голод. Ему надо быть готовым ко всему. Тот не рыбак, кто, два раза вытащив пустые сети, не забрасывает их в третий раз. Не рыбак и тот, кто выставляет сети только после того, как повезло его соседу. Вновь и вновь прокладывает он свою борозду, чтобы устоять в борьбе за существование.
В начале каждого лета появляется мелкая сырть, если тому хоть немного благоприятствуют ветры. Чаще всего это бывает около Янова дня, поэтому ее и зовут Яновой сыртью. Этим летом она несколько запоздала, — всю вторую половину июня дул береговик. Но около дня Семи братьев ветер переменился, и однажды поутру ставные сети Оскара засеребрились от сырти. На одну сеть пришлось по целой кале, а то и больше. Почти весь улов отправили в Ригу, но одну корзину Франц отнес в гостиницу «Вилла Фреди», где с открытием дачного сезона значительно увеличилось количество посетителей и буфет постоянно нуждался в свежей рыбе. Проходя курортом, Франц встретил много дачников, которые спрашивали у него рыбу. Он не мог удовлетворить их, потому что корзина целиком была обещана гостинице. Зато в следующий раз он захватил две корзины и, сдав одну повару, пошел с другой по дачам. Ему повезло. Почти в каждом доме покупали несколько фунтов и платили дороже, чем в Риге.