Она поняла: Жеан ей не ровня. Нет сомнения — он какого-то очень знатного рода и рано или поздно обязательно узнает об этом. Перетта сказала себе: «Он не может быть моим и никогда не будет. Я сумею разлюбить его.»
Правда, мы не рискнем утверждать, что она не сохранила толику надежды: ведь собой она была очень хороша и знала это. Но свои чувства у нее хватило гордости скрывать. Железная воля помогла ей справиться с любовью или даже вовсе убить ее.
Так продолжалось довольно долго. Но вот Перетта увидела: сердце Жеана занято, принадлежит другой! Она давно этого ожидала, но удар был все-таки тяжел. Воля и тут в конце концов помогла ей смирить свою страсть. Жеан и вправду сделал Перетте много добра — она же, хоть и казалась с виду строга и сдержанна, умела глубоко чувствовать. Она пересилила себя, и вся ее любовь обратилась в чистейшую признательность и сестринскую привязанность.
Но как бы она ни владела собой — всякому ясно: без страданий такие жертвы не приносятся. Вот почему мы видели, как лицо ее затуманилось…
Перетта вошла к себе в рабочую комнату, за ней туда шагнул и Жеан. Здесь она стирала и гладила для богатых клиентов. Посреди комнаты стоял стол, заваленный грудами накрахмаленного белья; кругом на веревках колыхались волны роскошных кружевных платьев и юбок.
У порога Перетта кликнула подручную — кряжистую тетку лет пятидесяти по имени Мартина — и что-то шепнула ей.
Жеан не обратил на это внимания — он пока не пришел в себя.
— Как же ты здесь очутилась… да еще так кстати? — спросил он. Голос его невольно срывался, хотя он и старался говорить весело. — Ты мне жизнь спасла, Перетта! Если бы не ты, Жеан Храбрый непременно бы погиб.
— Полноте! — возразила она, как всегда строго и с достоинством. — Что вы, сударь, так кричите? Вы и сами кое-кого спасли, только так не шумели. Подумаешь дело какое — вовремя дверь приоткрыть!
Жеан засмеялся, чтобы скрыть смущение.
— Да как же ты все-таки здесь очутилась? Что ты здесь делаешь?
— Но это же, сударь, мой дом!
— Вот оно что! Так ты переехала за город?
— Сами видите, сударь.
— Ты так разбогатела?
— Не то что разбогатела, а брат дал мне денег, я на них и завела свое дело. А идет оно хорошо; пожалуй что, если так и дальше будет, я стану даже чересчур уж богатая.
— А все равно как была тихоня, так и осталась, — подтрунивал над Переттой Жеан.
— Ну и что? Если повезло, подвернулось несколько хороших заказчиц — так сразу и в пляс пускаться?
— Какое тут повезло! Просто ты симпатичная, да работаешь как проклятая, да…
— А вам не стоило бы так скакать по комнате, — перебила его Перетта. — Посидели бы, сударь, спокойно, право, лучше бы было.
— Э! — спохватился Жеан. — Это что ты там делаешь?
— А вы разве не видите? Корпию щиплю, бинты готовлю.
— Это еще за каким дьяволом?
— Перевязать вас, сударь, надо.
— Я же совсем здоров!
— Почем вы знаете? Вы, может, сами не понимаете, какие у вас тяжелые раны.
— Да ничего со мной не случилось! Вот ведь дьявол!
— Посмотрим, посмотрим! — ласково, но упрямо возразила Перетта.
— А она что там делает? — спросил Жеан, кивнув головой на Мартину (та возилась с чем-то в углу).
— Стелет вам постель и готовит ужин. Вот только сможете ли вы кушать из-за ран?
— Ты что же, думаешь, я тебя объедать собираюсь? — с шутливым негодованием спросил Жеан.
Она все так же строго и бесстрастно поглядела на него:
— Вы за мной и за матушкой, сударь, ухаживали много недель, ни на миг не отлучались. Без вас мне бы в живых не бывать. А мы ведь вам совсем не родня, хоть вы меня и зовете сестричкой. Мыто, сударь, много лет жили на ваш счет. А я за вами всего пару часов поухаживаю да пару деньков вас покормлю. Вот и судите, в расчете мы будем или нет.
— Да мне это не нужно совсем!
— Вот оно как! — с невыразимым достоинством произнесла Перетта. — Вы, значит, нами, маленькими людьми брезгуете?
— Что ты говоришь такое! — возмущенно воскликнул Жеан.
— Так уж позвольте мне осмотреть ваши раны.
Жеан ласково улыбнулся:
— Сестричка, от всего сердца благодарю тебя — только мне, видишь ли, некогда заниматься всякими пустяками. Мне пора, я уже отдохнул.
Перетта тихонько вздохнула; пальцы ее невольно дрогнули. Она отложила на стол тряпки, которые разрывала на бинты, и сказала:
— Ну куда вы пойдете в таком виде? И думать об этом нечего. Вы только поглядите на себя, сударь: камзол весь порван, от штанов одни лохмотья остались — на что это похоже? А что вы сами весь в крови, я уж и не говорю!
У нее был такой вид, словно она сама была хозяйкой этой одежды и страдала теперь от невосполнимых убытков.
Жеан не без грусти посмотрел на свое изодранное платье. Какие-то там царапины его совсем не огорчили, но потеря камзола была чувствительна: мы ведь знаем, сколько у него оставалось денег. Впрочем, раны тоже беспокоили его, хоть он и не хотел в этом признаться.
Перетта поняла его взгляд.
— Завтра я вам куплю приличную одежду, — решительно объявила она. — А то как же вам такому оставаться?
Жеан с деланой беспечностью пожал плечами и довольно твердо возразил: