Сын шевалье

— Но с точки зрения властей. — продолжал объяснять Пардальян, — вы преступник. Король вам уже простил однажды бунт — однако в этот раз не простит, будьте уверены. Тем более что вы уложили капитана гвардии господина де Сюлли и десяток его солдат, а Сюлли, как всем известно, шутить не любит… Не говорю уже о том, что вы учинили неслыханное кровопролитие на землях госпожи аббатисы Монмартрской. Так что в этом деле все власть имущие сойдутся против вас. Все солдаты, полицейские, судейские и монахи бросятся за вами, как собаки за дичью, и не успокоятся, пока вас не скрутят.

— Ах вот как! Черт! А я и не сообразил!

Но эти слова Жеан произнес так спокойно, словно все, что говорил Пардальян, его вовсе не касалось. Конечно, он был умен и понимал, что шевалье совершенно прав; должно быть, у него была какая-то тайная мысль…

Каркань, Эскаргас и Гренгай выслушали Пардальяна молча и молча же покивали. Они представили себе, как в самом скором будущем на Гревской площади соорудят хорошенькие виселицы с новенькими веревками — и на этих веревках будут тихонько болтаться с высунутыми языками они, сообщники бунтовщика… Как вы понимаете, от такой перспективы три бретера несколько загрустили.

Они загрустили, а Жеан — нет. Шевалье это нисколько не удивило — он даже довольно улыбнулся себе в усы. Упрямство и бесшабашная отвага сына очень нравилась ему. Но и у него было на уме что-то свое… Итак, он продолжал:

— И вот, сообразив все это, я решил показать вам тайные ходы в подземельях. Кроме меня, никто в целой Франции их не знает. Так что в этих пещерах вы сможете спать совершенно спокойно. Никто за вами сюда не придет, никто не станет вас тут разыскивать.

— Поверьте, сударь, — взволнованно ответил Жеан, — я тронут вашей добротой и заботой. Воистину под счастливой звездой встретились наши пути! Разумеется, если понадобится, я здесь укроюсь, но все же не думаю, что дело дойдет до такой крайности. Понимаете ли, сударь, я не могу жить без солнца и свежего воздуха. Здесь я задохнусь. Жаль, что уже поздно, городские ворота закрыты — а не то я ушел бы отсюда сию секунду…

— Что ж! — весело сказал Пардальян. — Ночь— уже на исходе. С рассветом и выйдем отсюда.

— А вам, — с огорченным видом произнес Жеан, — придется после такого скудного ужина спать на голой земле — и все из-за меня… Я очень сожалею, сударь, поверьте!

— Что вы, мне не привыкать стать! Я не раз и не два ночевал под открытым небом даже без такой прекрасной сухой соломы, как здесь. И ужин вовсе не скудный, как вы говорите, — я редко ел так роскошно, а мне за свою жизнь приходилось бывать на неплохих обедах…

Жеан поглядел на Пардальяна — тот говорил совершенно искренне и не шутя. Один камень у него с души свалился, но тут же явилась новая забота.

— Постойте! — вдруг воскликнул юноша, пристально глядя на шевалье. — Я, нищий, разыгрываю тут хлебосольного хозяина… А вдруг на самом деле это вы нас теперь угощали?

— Как это? — спросил Пардальян, будто ничего не понимая.

— Раз вы один знаете эти пещеры — не принадлежит ли все это вам?

В этом вопросе явно был какой-то тайный смысл: Жеан так и сверлил Пардальяна глазами. Но на лице шевалье ничего не отразилось.

— Нет, — сказал он как ни в чем не бывало. — Здесь ничего моего нет.

— И вы не знаете, кто хозяин вещей?

Теперь уже Пардальян пристально посмотрел на юношу:

— А почему вы. спрашиваете?

— Видите ли… я думаю, хозяину будет неприятно, если он проведает, как бесцеремонно я распоряжался его добром.

— Что ж, — улыбнулся Пардальян, — на этот счет можете не беспокоиться. Все здесь принадлежит одной женщине, которая давно уехала из Франции. Может быть, она на родине, в Италии; может, в Испании… Да и жива ли она — не знаю. Но знаю — она бы сказала вам: «Вы поступили правильно. Пользуйтесь всем, что здесь есть — это все ваше».

Жеан обратил внимание на то, с какой внезапной серьезностью произнес Пардальян последние слова. От Саэтты он уже знал: клад принадлежит принцессе Фаусте. Конечно, женщина, о которой говорил шевалье, и была та самая неизвестная принцесса Фауста.

Жеан еще какое-то мгновение колебался: вдруг все-таки хозяин пещеры и клада — сам Пардальян? Но раз он говорит, что нет, — значит, нет. Ему всегда можно верить. Юноша хотел было расспросить, кто такая принцесса Фауста, но удержался. Он знал — это выглядело бы настырно и неучтиво; для молчания у шевалье, несомненно, есть веские причины. Итак, Жеан сказал только:

— Мне, сударь, право, очень приятно то, что вы говорите. Вы мне сняли тяжесть с души.

Пока отец с сыном беседовали, три брави улеглись на солому и громко захрапели.

Пардальян же с Жеаном проговорили еще долго — вернее, Пардальян заставлял говорить юношу. Так он, между прочим, узнал, что Бертиль юноша разыскал с помощью некоего Равальяка и что этот Равальяк безумно влюблен в девушку.

— А не тот ли это человек, — равнодушно спросил Пардальян, — что хотел вас заколоть, когда мы ожидали короля у домика Бертиль?