Сын шевалье

На улице Сент-Оноре он повстречал Лонваля, Эйно, Сен-Жюльена и Роктая. Тут уж наверняка жди стычки! Но нет: телохранители Кончини прошли мимо совершенно миролюбиво. Мало того: Роктай даже низко поклонился, сняв шляпу. От удивления Жеан не ответил на этот поклон, он только сказал себе:

— Думаю, господин де Пардальян решительно ошибается. Кончини — страшный трус, и он испугался угроз короля.

В гостинице «Паспарту» Жеан застал Пардальяна (тот как раз собирался выходить) и рассказал, что ночью ему удалось избежать очередного покушения. Как ни странно (впрочем, юноша этого не заметил), Пардальян из всего рассказа обратил внимание лишь на одно обстоятельство:

— Итак, события в конце концов привели вас под эшафот, куда вы так не хотели идти?

— Ну да, черт возьми! — огорченно ответил Жеан.

— И что же теперь? — устремил Пардальян на юношу ясный взор. — Вы по-прежнему будете упрямо искать новые ненадежные убежища, которые вмиг раскрывают?

— Нет, сударь. Раз я поневоле попал в это подземелье, думаю, там мне и следует оставаться.

— Да уж, лучше вы ничего не придумаете, — бесстрастно сказал Пардальян.

Затем шевалье распрощался с сыном: по его словам, из-за некоего срочного дела ему придется отсутствовать один, а то и целых два дня.

Он не сказал, куда направился, а, между тем, шел он искать Парфе Гулара, чтобы по его следам добраться до Аквавивы.

Жеан Храбрый весь день проскучал в одиночестве, а под вечер глухими переулками направился к Монмартрским воротам. Проходя мимо церкви Сен-Жак-де-ля-Бушри, Жеан заслышал вдалеке бряцанье оружия, возгласы, крики, ругань… Как ни смутны были эти звуки, опытный слух не мог ошибиться: где-то происходила жестокая схватка.

Жеан поспешно направился на шум — и тут в ночи раздался женский крик:

— Помогите! Убивают!

Странно! Жеану показалось, что в этом сильном и властном голосе не звучало ни страха, ни смятения… а еще ему показалось, что он уже где-то слышал этот голос.

Но юноша кинулся на зов тотчас же — так легко и проворно, как и должен бежать человек, закаленный во множестве суровых переделок. Ни на миг он не задумался, не замешкался: раз зовут на помощь — надо спешить, вот и все.

Узенький переулок… Жеан решительно свернул туда.

И увидел самую настоящую схватку — причем неравную: то ли семь, то ли восемь разбойников сражались на шпагах с одним-единственным человеком, который держался очень мужественно, не произносил ни слова и уверенно и яростно отбивался рапирой и кинжалом.

За ним виднелась неясная тень — то ли женщина, то ли монах; недвижно и молча следил незнакомец за сражением. В стороне — еще одна тень, пониже; это и была та женщина, что с удивительным для подобных обстоятельств хладнокровием время от времени звала на помощь. Даже непонятно было: а вдруг на самом деле она вовсе не хочет, чтобы ее спасали?

В нескольких шагах от этого места находился тупик, и у смельчака, который так замечательно сражался, была, казалось, одна забота: держаться к нему как можно ближе. Видимо, он хотел, чтобы те, кого он с таким геройством защищал, скрылись в тупичке: там, очевидно, было где спрятаться.

Жеан бросил на всю эту картину лишь один мимолетный взгляд, и его немедленно охватило чувство удивления и неясной тревоги. В уме его с быстротой молнии пронеслась мысль: уж не бросается ли он, очертя голову, в искусно расставленную западню?

Но в этот миг женщина вновь позвала на помощь, и Жеан, немедленно отринув все сомнения, вскричал звонким голосом:

— Держитесь, я иду!

Он ловко схватил свою шпагу за клинок — это был один из его излюбленных приемов — и внезапно набросился на разбойников сзади. Молотя стремительно эфесом направо и налево, он расчистил себе путь, приговаривая:

— Тут слишком тесно, расступитесь-ка!

Три человека со стонами упали наземь. Остальные на мгновение растерялись, ошеломленные этой молниеносной неожиданной атакой. Незнакомец, пользуясь их замешательством, сделал ловкий выпад — и четвертый бандит рухнул с пронзенным плечом в лужу посреди переулка.

Жеан тем временем встал рядом с храбрецом, взял свою шпагу за эфес и уверенно бросился вперед.

То ли разбойники не устояли перед его решимостью и напором, то ли они узнали Жеана Храброго, имевшего в Париже репутацию непобедимого удальца, но так или иначе они бросились прочь и скоро растворились в ночи, словно привидения.

Со звонким смехом Жеан вложил шпагу в ножны и повернулся к незнакомцу, которому так вовремя пришел на подмогу, — но вдруг замер от неожиданности.

Перед ним стоял Саэтта!

Женщина, звавшая на помощь, приблизилась к Жеану; он стоял к ней спиной. Она была закутана в широкий бурый плащ с капюшоном, скрывавший всю ее фигуру и лицо. Странная предосторожность: ведь была глухая ночь.

Саэтта поспешно подал ей какой-то загадочный знак, но она или не заметила его, или не придала ему значения. Все тем же невозмутимым голосом она благожелательно сказала: