Он вдруг подумал, что эти мертвецы, прям точь-в-точь, как те, что господари с замка на телеге везли. В прошлом году, пожаловали какие-то к ним непонятные люди, да поля грабить начали. Господари осерчали, да всех их там прям и порубали. Телега по посёлку проехала, в сторону лесов колдовских. Сельские дети туда потом часто бегали – на колья смотреть, на которые бандитов понасаживали господари, что б других лихих людей устрашить, ежели такие появятся.
Вонять когда начали, бегать перестали, а до того весело было и страшно немного.
Вспомнился зачем-то Длийпис – вверху жил, через три дома. С крыши упал, да ноги себе все поломал, кости торчали в разные стороны, орал он – ужас. Часа три орал, пока не околел.
Вот и эти, похожи на Длийписа, да на бандитов тех – лица восковые, какие-то не настоящие, словно куклы перед ним лежат, а не люди. Прям и сложно поверить, что всего пять минут назад они были крепкими, всякое повидавшими в жизни этой людьми лихими…
Логран прекратил разглядывать мертвецов. Причин было две – желудок, ненадолго приструнённый страхом, сейчас очнулся и с новыми силами принялся требовать его немедленно кормить. И второе – кто-то плачет. Где-то рядом совсем.
Мальчик завертел головой пытаясь понять, откуда исходит звук. Внутренний двор тут довольно большой и когда-то был даже просторным. Однако случившееся здесь в прошлом, привнесло свои изменения. Несколько брошенных телег, одна перевёрнутая валяется, повсюду пыль, рытвины какие-то. Росшее у стены дерево упало, и его корни торчат вверх и в стороны, заняв собой приличных размеров участок – что смогло уронить такую махину, решительно непонятно. Может от старости дерево рухнуло, кто его там разберёт. Ворота во внутренний двор замка разбиты и что за ними отсюда не видно. Но и плач явно не оттуда доносится, где-то ближе.
Логран двинулся к перевёрнутой телеге, перешагивая через тела и стараясь не наступать на внутренности и кровавые лужи. Пахло тут сейчас очень знакомо – прелым чем-то, влажным, немножко приторным. На душе даже спокойнее стало от этого запаха изрубленных тел. Отчего оно так? Он перешагнул горку внутренностей, выпавшую из человека, сейчас лежавшего на боку, и улыбнулся – вспомнил он. Это ж с лету ощущение такое. Тогда тоже так пахнет. Каждый год, в конце лета, вся деревня так пахнет. Скотину народ забивает, разделывает на мясо, на шкуры, всё потом приспосабливает в пользу, а двадцатину на телеги и в замок везут - ну, раньше. Как Гримтек старосте по рогам прописал латной перчаткой, с тех пор и перестали двадцатину мясом сырым отдавать. С тех пор живьём скотину ведут за двадцатину, а когда, испросив разрешения господаря Гримтека, бывает, и вяленым мясом отдают. Но запах этот всё равно, в конце каждого лета, над всей деревней витает. Да и не только. Скотину ведь каждый режет помимо общего забоя и в иное время. Оно по-разному бывает – мало забили в нужное время, и не хватило, пришлось среди зимы ещё раз на мясо скотину забивать. А бывает, просто свежатины хочется, вот и зарубит отец корову иль поросёнка. Каждый раз этот запах означал вкусную и обильную еду, сон с приятным теплом в животе и довольно урчащим желудком. Даже слюнки сейчас потекли у Лограна.
Он обошёл телегу и остановился. На корточках, прижавшись спиной к боку телеги, спрятав лицо в коленках, там горько плакала белокурая девочка. Грязное окровавленное платьице по земле подолом разошлось, сидит она, закрыв лицо коленками и ладошками, а платье, словно конусом этаким вниз и только белокурая головка из него и торчит. В другое время, Логран, наверное, рассмеялся бы. Забавно смотрелось это – но только не сейчас. Верёвка всё ещё на шее, конец от неё обрезан и свисает сбоку. Видимо, девочка как-то умудрилась ускользнуть, а вот убежать не успела, началась резня. И прежде напуганная до полусмерти, теперь она, наверное, со страху и вовсе чуть жива. Логран ощутил приступ жалости, ему было и немного неловко сейчас, возникло желание тихо отойти в сторонку, а затем сбежать. Но он так не поступил. Вместо этого, Логран подошёл к девочке ближе. Она встрепенулась, плачь её стал потише, а через чуть раздвинутые пальцы, напуганные глаза девочки, стали за ним следить. Логран снял мешок с плеча, сел наземь и, раскрыв мешок, вытащил первый свой трофей из сельского сарая – кусок белого мягкого хлеба. Разломив его пополам, он откусил от одного куска, а второй протянул девочке. Та на хлеб посмотрела, потом на него. Ладони от лица убрала, смотрит на него заплаканными, голубыми глазами.
-Чего? – Хмурится мальчик. – На, ешь давай.
Девочка шмыгнула носом и нетвёрдой рукой потянулась за хлебом. Потом быстро схватила кусок и прижала его к коленками. Глаза над хлебом замерли, подозрительно смотрят.
-Вкусно. – Заверил её Логран и достал кусок копчёного мяса, ещё пахшего вишнёвым тёсом, какой иногда люди использовали на коптильнях сельских.
Один кусок мяса он девочке отдал, второй сам стал есть.