Из-за того, что мой отец был одержим проблемами Ближнего Востока, мне непрестанно напоминали, что евреи — злодеи, и точка. Хорошо, а геи? Когда мне было 15 лет, три человека в Афганистане были признаны виновными в содомии и, согласно решению “Талибана”, их следовало похоронить заживо под грудой камней. И на них с помощью танка обрушили каменную стену. Милосердие в понимании талибов заключалось в том, что если кто-то из этих людей будет еще жив через 30 минут, то его помилуют.
Вот такого рода представления мне с рождения вбивались в голову, а отрава антисемитизма и гомофобии, до некоторой степени свойственная американской культуре, лишь усиливали действие этих догм. Однако позже появился новый и необычный голос, который постепенно разрушал все это вранье: это был голос Джона Стюарта.
Я всегда любил “Ежедневное шоу” с Крейгом Килборном, и когда они объявили, что его место займет Стюарт, я негодовал так, как может негодовать только тинейджер:
Работа на “Носорожьем ралли” — это потрясающе. Просто отпад. Выяснилось, что под моей неуверенностью в себе скрыто огромное желание постоянно быть в центре внимания. Это становится очевидно, как только я надеваю на себя наушники с микрофоном и сажусь за руль “лендровера”. Все гиды придерживаются одного и того же основного сценария, но мы можем импровизировать как угодно при условии, что никто из туристов не сломает себе руку или не накатает на нас жалобу. В каждой экскурсии я выбираю из числа туристов “штурмана” и сажаю его рядом с собой. Тех, кто
В один прекрасный августовский день я загружаю 18 туристов в “лендровер”, и объявляю, что моего постоянного штурмана, к сожалению, сожрал крокодил (“возможно, чуть позже мы сможем увидеть его останки в пруду”), и спрашиваю, не хочет ли кто стать добровольцем. Как обычно, взлетает несколько рук, а все остальные начинают рыться в рюкзаках и сумках, чтобы не встречаться со мной взглядом. Один мужик с небольшим животиком и смешным рюкзаком, отец семейства пятидесяти с чем-то лет, заливается румянцем. Итак, я встаю, вручаю ему микрофон с наушниками и спрашиваю: “Возьметесь?” Страх пробегает по его лицу, но тут его дети начинают кричать: “Давай,
— Здравствуйте, сэр. Как вас зовут?
— Томер.
— Прекрасно. Меня вы можете называть Зи. Откуда вы?
— Из Израиля.
— Очень хорошо. Скажите, Томер, вам ведь, конечно, уже случалось отгонять львов, перевязывать рваные раны и варить суп из коры деревьев?
— Нет, честно говоря.
— Как, вообще никогда?
— Ну да, как-то не приходилось.
— Что ж, надеюсь, у нас и так все получится… Но вот что: у нас там по дороге будет мостик, он довольно хлипкий. Скажите, как долго вы можете задерживать дыхание под водой?
— Я вообще не умею плавать!
— Вот странное совпадение! Ровно то же самое говорил мой штурман перед смертью!
— Серьезно?
— Ну, если быть точным, то на самом деле его последние слова были: “Помоги мне, Зи! Почему ты уезжаешь?!” Ну, вы поняли. Томер, я бы не хотел показаться невежливым, но вы, кажется, совершенно не годитесь на роль штурмана. Я даже удивлен, что вы согласились.
— У меня в часах есть компас!
— О, это меняет дело! Тогда все в порядке. Давайте-ка все похлопаем Томеру!
Все смеются, аплодируют — дети Томера громче всех, — и мы пускаемся в путь.