Сын террориста

Мне девять лет, и однажды в прекрасный субботний день мать везет нас через весь штат Нью-Йорк в Аттику — это в дальнем углу штата, недалеко от канадской границы. Наша машина — старый универсал с обшивкой “под дерево” по бортам. Мама разложила задние сиденья, чтобы мы могли и поспать, и поиграть или повозиться, если захотим. С того самого момента, как мы выехали из Нью-Джерси, я ужасно нервничаю. В эти выходные мы едем не просто на свидание с отцом в какой-то огромной унылой комнате, где нечего делать, кроме как играть в китайские шашки. В эти выходные мы будем “жить” с папой. Моя мать пыталась объяснить, как это будет, но я все еще не могу себе этого представить. По дороге мы останавливаемся у бакалейной лавочки — так или иначе, маме придется готовить на нас всех, — и она позволяет мне взять коробку моего любимого шоколадного печенья. Когда мы возвращаемся в машину, я нервничаю в два раза больше — и оттого, что скоро увижу папу, и оттого, что у меня есть печенье. Моя мать смотрит на меня в зеркало заднего вида и смеется. Она больше никогда не увидит меня счастливым.

Тюрьма “Аттика” большая и серая, она похожа на замок какого-то депрессивного короля. Мы проходим через пост охраны. Охранники проверяют все, что у нас есть с собой, даже покупки, упаковка которых должна быть совершенно целой.

“У нас тут проблема”, — говорит вдруг один из охранников, держа в руках коробку шоколадного печенья. С коробкой что-то не так? Выясняется, что в прозрачном окошке на лицевой стороне упаковки есть дырочка, так что мне нельзя взять печенье с собой. Мои глаза наполняются слезами. Я уверен, что как только мы уйдем, охранники съедят мое печенье. Они же знают, что ничего плохого в печенье нет!

Моя мать кладет руку мне на плечо. “Угадай, что я сделала?” — шепчет она.

Если я отвечу, мой голос дрогнет, а я не хочу опозориться перед охранниками, так что я просто вопросительно смотрю на мать, пока она не наклоняется ко мне и не произносит мне на ухо эти прекрасные слова: “Я купила еще одну коробку!”

Я бегу по траве к моему отцу. Он широко улыбается и знаками показывает мне, чтобы я бежал быстрее, быстрее, быстрее. Он стоит перед белым одноэтажным домиком, который втиснули на территорию тюрьмы, чтобы семьи, такие, как наша, могли провести выходные вместе. Тут есть стол для пикника, качели, гриль. Когда я подбегаю к отцу, мне уже не хватает воздуха. Я обхватываю его руками, и он наклоняется, чтобы поднять меня. Он притворяется, что я стал слишком большой и тяжелый. “О, Аллах! — охает он. — Зи — это слишком короткое имя для такого громадины!” — и он падает навзничь на подстриженный газон. Мы боремся несколько мгновений, а потом мой брат зовет с качелей: “Качни меня, Баба, качни меня!”

Выходные проходят идеально, прекрасны даже самые скучные моменты, потому что это нормальная жизнь. Мы играем в футбол с семьей из соседнего домика. У нас спагетти с тефтелями на ужин и тарелка шоколадного печенья на десерт. Потом мои родители желают нам спокойной ночи (еще совсем рано) и исчезают в спальне. Моя сестра говорит нашему маленькому брату, что ему тоже пора идти в кровать, но он говорит, что ни капельки не устал, — и ровно через тридцать секунд засыпает одетым на черном кожаном диване в гостиной. А мы с сестрой пользуемся моментом и вставляем в видеомагнитофон кассету с фильмом “Куджо”, которую я положил в нашу корзинку в тюремной библиотеке. Тот самый фильм о симпатичном сенбернаре, которого укусила летучая мышь, и он заразился бешенством, а затем превратился в настоящего маньяка-убийцу. Мы с сестрой прижимаемся друг к другу от страха, пока смотрим на все эти ужасы. Наша мать, наверное, тоже сошла бы с ума от ужаса, если бы знала, что мы тут смотрим, и от этого чувства фильм становится еще увлекательнее.

Итак, в эти выходные мы настоящая семья, и Баба уверенно заявляет, что так будет всегда. Да, каждый день в шесть часов вечера звонит телефон, и мой отец должен произнести свое полное имя, и свой идентификационный тюремный номер, и еще какие-то данные, чтобы подтвердить, что он не пытался сбежать. Да, наш зеленый дворик окружен по периметру забором, поверх которого натянута колючая проволока. И да, за забором есть еще глухая серая стена в 30 футов высотой. Но сейчас мы вместе, все пятеро, и мир за стеной нам вроде бы не угрожает. Похоже, эта высокая серая стена на самом деле защищает нас: не отца она удерживает внутри, а всех остальных людей — снаружи.