Читаем Сын цирка полностью

Никто не скрывал ошеломляющую новость о мертвом игроке в гольф, лежащем в зарослях бугенвиллей возле девятого грина. Подобно своему выдуманному киногерою, Инспектор Дхар сам обнаружил тело. Пресса, несомненно, ждала, что Дхар раскроет криминал. Пока не было доказательств, что это криминал, хотя даквортианцы поговаривали, что в выходках мистера Лала на поле для гольфа было нечто криминальное и совершенно ясно, что упражнения в пострадавших кустах бугенвиллей сослужили пожилому джентльмену плохую службу. Хотя стервятники нарушили картину происшествия, было похоже, что мистер Лал стал жертвой своего удара по мячу. Его постоянный оппонент мистер Баннерджи сказал доктору Дарувалле, что чувствует себя убийцей друга.

– Он всегда промахивался на девятой лунке! – восклицал мистер Баннерджи. – Не надо было дразнить его за это!

Доктор Дарувалла вспоминал, что и он часто подтрунивал над мистером Лалом на эту тему; невозможно было удержаться, чтобы не подшутить над мистером Лалом по поводу усердия в игре, для которой у него не было достаточных данных. Однако теперь, когда, похоже, он умер во время игры, его энтузиазм уже не казался таким смешным.

Фаррух почувствовал какую-то смутную аналогию между своим сотворенным Инспектором Дхаром и игрой мистера Лала в гольф, и эта нежелательная связь пришла ему на ум по причине странного, неприятного запаха. Запах был не столь сильный, как если бы поблизости кто-то испражнялся, скорее, он напоминал что-то более знакомое и в то же время неуловимое – может, разлагающуюся на солнце кучу мусора или забитый нечистотами водосток, откуда несло духом мертвых цветов и человеческой мочи.

Так оно или нет, смысл аналогии между летальным пристрастием мистера Лала к гольфу и сценариями доктора Даруваллы был прост: считалось, что фильмы с Инспектором Дхаром не имели никаких художественных достоинств, но написание сценариев к ним стоило доктору Дарувалле немалого труда; для большинства зрителей образ персонажа в исполнении Инспектора Дхара был аляповат и неубедителен, многих он даже возмущал и оскорблял, а ведь доктор создал Дхара от чистого сердца; и хрупкая самооценка Фарруха опиралась как на осознание себя писателем инкогнито, так и на его репутацию выдающегося хирурга, пусть даже он был всего лишь киносценаристом и, что еще хуже, пусть даже его могли отнести к бессовестным рвачам, проституирующим ради денег, отчего он даже не мог поставить свое имя на своих творениях. Вполне понятно, что, поскольку актер, играющий Инспектора Дхара, сам стал (в глазах зрителей) тем самым персонажем, которого он изображал, авторство киносценариев было приписано Дхару. Фарруху же приносил радость сам акт сочинения киносценариев; однако, несмотря на его собственное удовольствие от такого ремесла, результат подвергался осмеянию и поношению.

В последнее время в свете того, что Инспектору Дхару стали грозить расправой, доктор Дарувалла даже решил остановиться; он намеревался выяснить, как актер отреагирует на это соображение. Если я остановлюсь, размышлял Фаррух, чем будет заниматься Дхар? Если я остановлюсь, чем я сам буду заниматься? – также вопрошал он, поскольку давно подозревал, что Дхар не стал бы возражать против идеи выйти из бизнес-роли Дхара – особенно теперь. Страдать от словесных оскорблений «Таймс оф Индиа» – это одно дело, а угроза смертельной расправы – это что-то совсем другое.

А теперь эта нежелательная ассоциация с гольфом мистера Лала, эта явная вонь от разлагающейся под солнцем помойки, этот древний запах засорившегося стока нечистот – или кто-то помочился в бугенвиллеях? Эти мысли были крайне нежелательны. Доктор вдруг увидел себя бедным обреченным мистером Лалом; он подумал, что из него такой же плохой и настырный писатель, какой из мистера Лала гольфист. Например, он только что написал еще один киносценарий; и уже готов окончательный монтаж картины. Так совпало, что новый фильм будет выпущен незадолго до прибытия в Бомбей близнеца Дхара или сразу после этого. Сам Дхар сейчас болтался без дела – по контракту он должен был дать лишь несколько интервью и фотосессий для раскрутки новой киноленты. (Этот вынужденный контакт с кинопрессой никогда не был настолько минимальным, чтобы устроить Дхара.) Кроме того, были все основания полагать, что новый фильм доставит столько же неприятностей, как и предыдущий. Так что самое время остановиться, пока я не начал следующий, размышлял доктор Дарувалла.

Но как он мог остановиться? Именно это он и любил. И как он мог надеяться исправить ситуацию? Фаррух и так делал все, что мог, – как бедный мистер Лал, безнадежно возвращавшийся к девятому грину. Каждый раз во все стороны будут разлетаться цветы, а мячик для гольфа будет оставаться более или менее безучастным; каждый раз он будет утопать в бугенвиллеях, яростно лупя по маленькому белому шарику. Пока однажды сюда не начнут спускаться падальщики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги