Читаем Сын цирка полностью

– Не раньше чем через миллион лет, – сказал Инспектор Дхар.

– Это старая реплика! – с любовью сказал Фаррух.

– Ты написал, – напомнил ему Джон Д.

– Ты все время напоминаешь мне об этом, – сказал доктор.

Они стояли на балконе до тех пор, пока Аравийское море не стало цвета перезрелой вишни, почти черным. Джулии пришлось убрать со стеклянной столешницы содержимое карманов Джона Д., чтобы поужинать. Эта привычка осталась у Джона Д. с детства. Он приходил в дом или в квартиру, снимал пальто, туфли или сандалии и выкладывал содержимое карманов на ближайший стол; это был не просто знак того, что он чувствовал себя как дома, – причиной были дочери Даруваллы. Когда они жили с родителями, больше всего на свете они любили бороться с Джоном Д. Он ложился спиной на коврик, или на пол, или иногда на диван, и девочки набрасывались на него; он берег их от малейших травм – просто оборонялся. И поэтому Фаррух и Джулия никогда не выговаривали ему за содержимое его карманов, которое в беспорядке было свалено на столе каждого дома или квартиры, где они когда-либо жили. Ключи, кошелек, иногда паспорт… А сегодня вечером на стеклянной столешнице в квартире Даруваллы на Марин-драйв лежал билет на самолет.

– Ты улетаешь в четверг? – спросила его Джулия.

– В четверг! – воскликнул доктор Дарувалла. – Это послезавтра!

– Вообще-то, я должен поехать в аэропорт в среду вечером – это ведь ранний ночной рейс, – сказал Джон Д.

– Завтра вечером! – воскликнул Фаррух.

Доктор взял у Джулии бумажник Дхара, ключи и билет на самолет и положил их на буфет.

– Не сюда, – сказала ему Джулия, доставая из буфета одно из вечерних блюд.

Поэтому доктор Дарувалла перенес содержимое карманов Джона Д. в фойе на низкий столик у двери, полагая, что Джон Д., уходя, обязательно увидит свои вещи и не забудет их.

– А зачем мне оставаться дольше? – спрашивал Джулию Джон Д. – Вы и сами скоро в путь, верно?

Между тем доктор Дарувалла задержался в фойе; он изучил билет Дхара на самолет. «Свисэйр», то есть «Швейцарские авиалинии», без пересадок до Цюриха. Рейс 197, отправление в четверг в 1:45 ночи. Первый класс, место 4B. Дхар всегда выбирал место возле прохода, потому что он был любителем пива; при девятичасовом полете придется не раз вставать, чтобы попи́сать, – он не хотел лазить через чьи-то колени.

Тут же, прежде чем присоединиться к Джону Д. и Джулии и сесть за стол, накрытый для ужина, доктор Дарувалла принял решение; в конце концов, он писатель, как сказал ему Дхар. Писатель может все устроить. Они близнецы; они не обязаны нравиться друг другу, но им не обязательно быть одинокими.

Радостно улыбаясь Джону Д., Фаррух с удовольствием поужинал (он настаивал на том, что это называется ужин, а не обед). Ты мне еще ответишь за свои экивоки! – подумал доктор Дарувалла, а вслух сказал:

– Зачем тебе еще оставаться! Что сейчас улетать, что потом…

И Джулия, и Джон Д. посмотрели на доктора так, как будто его хватил удар.

– Ну, я имею в виду… я, конечно, буду скучать по тебе – но скоро увижу тебя так или иначе. В Канаде или в Швейцарии… Я с нетерпением жду возможности провести побольше времени в горах.

– Ты? – спросила его Джулия. Фаррух ненавидел горы. Инспектор Дхар только внимательно посмотрел на него.

– Да, это очень полезно, – заметил доктор. – Весь этот швейцарский воздух[113], – рассеянно сказал он; он думал о соответствующей авиакомпании и о том, как он купит билет первого класса в Цюрих для Мартина Миллса на «Свисэйр-197», вылетающий ночью в четверг. Место 4A. Фаррух надеялся, что экс-миссионер оценит место у окна, а также своего интересного попутчика.

Они чудесно провели время за великолепным ужином. Обычно, когда доктор Дарувалла знал, что расстается с Джоном Д., он мрачнел. Но сегодня доктор испытывал эйфорию.

– У Джона Д. есть потрясающая идея – насчет этой квартиры, – сказал Фаррух жене.

Джулии очень понравилась эта идея; втроем они долго говорили об этом. Детектив Пател был человеком гордым, то же самое и Нэнси. Их бы задело, если бы они почувствовали, что им предлагают квартиру в качестве благотворительности; фокус состоял в том, чтобы они подумали, будто оказывают чете Дарувалла услугу, заботясь о старых слугах и поддерживая их. Сидящие за столом с восхищением отзывались о заместителе комиссара; а о Нэнси они могли говорить часами – она, конечно, была сложной натурой.

С Джоном Д. всегда было легче говорить о ком-то другом – разговоров о себе актер избегал. И беседа оживилась, когда доктор передал, что думает заместитель комиссара по поводу Рахула… о малой вероятности того, что его повесят.

Джулия и Джон Д. редко видели Фарруха таким раскрепощенным. Доктор говорил о своем большом желании почаще встречаться со своими дочерьми и внуками и все повторял, что хочет больше видеть Джона Д. – «в твоей швейцарской жизни». Оба мужчины выпили много пива и допоздна засиделись на балконе, пока на Марин-драйв не затихло движение автомобилей. Джулия сидела с ними.

– Знаешь, Фаррух, я ценю все, что ты для меня сделал, – сказал актер.

– Было славно, – ответил сценарист.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги