– Дети ветра обладают бессмертием, они свободны в выборе мира и сроке пребывания в нем, хотя давно забыли, какова их подлинная задача, – Кортэ смачно облизнулся, допил сидр и сыто вздохнул. – Люди тоже понятия не имеют, есть ли в их жизни смысл и что по указанному поводу думает Мастер. Тот ведь хуже Оллэ мудрюк: набрал учеников и не учит. Ну да пес с ним, я никогда не был настоящим сыном ветра, я принадлежу более позднему и низменному сучку древа единого, так пояснила моя Аше. Но в нашем заляпанном дрянью мире моя сила кое в чем поважнее высшего и трепетного дара ветров. – Кортэ с отчетливой насмешкой глянул на королеву. Изабелла ожидала внятного пояснения, не получила его и теперь сдерживала гнев из последних сил. – Помните: я пообещал или золото, или услугу.
Королева поморщилась, нехотя поднялась из кресла, погладила ножны эстока и отбросила их в сторону. Она повела плечами, медленно и торжественно уложила лезвие на плечо Кортэ как можно плотнее к его горлу, испытывая мимолетный восторг от призрачной, но столь близкой возможности зарезать наглеца.
Когда должные слова были сказаны, граф хмыкнул, прокашлялся… и вместо присяги потребовал повторить сидр. Прикончив кувшин – выпив и разбив – сын тумана натянул принесенную слугами рубаху, нехотя влез в штаны, шипя проклятия и жалуясь, как трудно жить без кожи. Аше суетилась рядом, хозяйски нацепив на сгиб локтя корзину с припасами, принесенную только что. Кортэ все шипел и бормотал: ветер знобкий, пятки в волдырях, а надо их трудить – искать Оллэ, к тому же война войной, но пройдоха Иларио обязан составить отчет, независимо от того, жив или нет.
Оллэ явился сам. С первого взгляда было заметно: он стал мрачнее прежнего. Прискакал верхом на рыжем Черте, спешился и бросил повод южанке, глянул на неё пристально, виновато вздохнул, всерьез пугая Аделу. Безразличным тоном сын шторма сообщил, что единоверцы Абу готовят все для похорон по обычаю Алькема, что герцог Траста в бою показал себя героем – то есть неразумным и отчаянным мальчишкой, лезущим в первый ряд. Что совсем недавно был он при смерти, но для нэрриха с опытом несложно выделить малую толику раха и вернуть человека, пока тот еще дышит. Адела метнулась в седло и умчалась, не глянув в сторону королевы.
– Надо же, побелела так, что поверить можно, всерьез переживает за мужа, – хмыкнула Изабелла. – Герцоги не женятся по любви, но мерзавец Абу умудрился и тут обмануть нас и получить выгоду для семьи. Дон Оллэ, неужто совершенно нельзя было вернуть его? Очень уж хочется… гм… казнить злодея.
– Ваши королевские шутки пусть дождутся внимания свиты, – тихо предложил сын шторма. Повернулся к Кортэ. – Преклоняюсь перед упорством, недоступным мне. Даровать и возвращать жизнь – удел богов, вынашивать и вводить в мир – прихоть людей, а мы, нэрриха, лишь отнимаем и разрушаем. Печальный рок. Ты вдруг отказался от привычного нам пути и сразу покинул последний круг нашего роста, поскольку стал иным…
– Как же я горд собою, – восхитился Кортэ, пробуя выпрямиться, вскинуть голову и улыбнуться, хотя все это причиняло боль. Но сын тумана переупрямил и болезнь, и непослушное тело. Хитро подмигнул Оллэ, разом сбросил маску бравады и позволил уголкам губ траурно опуститься. – Я тоже был его другом. Мне больно… Долго будет больно и пусто внутри, тут. Но я теперь знаю, как исправить если не все, то кое-что. Он ушел, исполняя задуманное. Его дело не должно сгинуть.
Кортэ усмехнулся, обнял маари и побрел прочь, опираясь на её плечо, прихрамывая и пошатываясь. Чуть погодя и отдельно ушел Оллэ.
Королева долго смотрела вслед, моргая и убеждая себя, что глаза слезятся из-за соринки, трущей веко. Слабость правителей, любая – это повод помыкать ими. Она, Изабелла Атеррийская, выросла во дворце и не хуже покойного еретика знает, что всякое сочувствие ядовито, что любая помощь лишь хитрый ход, сулящий выгоду кому-то из игроков. А дружба… Полноте, только нищие могут всерьез рассуждать о подобном! Иногда беззаботность их бытия вызывает зависть у королей. Нищие бездельники вправе целый день оплакивать свои ничтожные беды и рвать душу болью утрат. Короли куда рачительнее распоряжаются временем.
– Хакобо!
– Мое имя, если будет позволено…
– Полагаешь, мы должны запоминать твое ничтожное имя? – вкрадчиво уточнила Изабелла, покосившись на случайного собеседника и пообещав себе убрать его из свиты как можно скорее. Простоват. Недопустимо и непочтительно. К тому же красавчик, а ревность Бертрана опасна для покоя столицы. – Что взорвалось в лагере патора?
– Так… – смешался юный дон, кланяясь и багровея во все щеки, – изрядная бочка святой воды, ваше величество. Патор приказал везти запас от самого родника Ступеней духа, дабы свершить большой молебен. Увы, тот шар, как утверждают сэрвэды, прошел доски насквозь и снутри рванул. Пара столб, грохот и все такое.