Сын убийцы миров

– Зачем кидать? Ты ведь уже видела – я могу кое-что сделать и на расстоянии. А бить не стоит, ты права. Достаточно просто перерезать провод.

– Хулиган, – хихикнула я.

– Спасибо. А у тебя в скафандре изменился голос.

– Стал хуже?

– Ласковее.

– У тебя тоже изменился.

– И в какую сторону?

– Стал взрослым. Молодым, но взрослым.

– Наверно таким меня воспринимают мои гривны.

– Значит, ты их обманываешь?

– Их невозможно обмануть. Они смотрят в глубину. Может быть на молекулярный уровень. Или даже на атомарный. Идем?

– Добивать бильярдный клуб? Бедняжка «Эльдорадо»!

– А нечего было с нами связываться! Сами виноваты!

По-моему, Олег улыбался. За чернотой скафандра ничего нельзя было разобрать, но я будто кожей чувствовала смеющийся изгиб его губ.

– Ты опять оторвешь себе руку?

– Если нужно для дела – придется оторвать!

И я весело засмеялась в ответ. Мне было так легко и свободно! И непреодолимых препятствий в мире просто не существовало!

Через щелочку мы заглянули в холл.

Там стоял Мамонт. Посередине. И виновато улыбался. А вокруг него шла дикая ругань.

– Странно. Мордобоя так до сих пор и нет… – удивился Олег. – Что ж, устроим им «темную».

Никто не обратил внимания, но я-то знала куда смотреть. Над люстрой, под самым потолком материализовалась черная ртутная рука, чем-то чиркнула – раз, другой. И настала тьма.

– Что за… – возмутились камуфляжные.

И тут со стороны лестницы раздался дикий визг девиц. Стало шумно, суматошно.

– Выходим, – спокойно сообщил Олег.

Была одна заковыка. Свет фонарей на улице. Хоть и далекий, призрачный, но все-таки. Оставалась надежда только на продолжающийся визг. Сейчас, по идее, все мужики таращатся в противоположную от выхода сторону – на невидимую лестницу. А нас все-таки не заметят.

Когда мы выскальзывали в проем разбитой двери, кто-то из охранников догадался достать фонарик. Резкий луч задергался по холлу, высвечивая распахнутые рты орущих девиц, но нам это было уже неинтересно.

Добежав до угла, мы юркнули в темную, пустую подворотню.

– И чего они принялись визжать? – подивилась я, имея в виду девиц. – Темноты боятся, что ли?

– А я их щекотал, – спокойно сообщил Олег.

– Надеюсь, не под юбками?

– Эх, какая идея осталась нереализованной! – с горьким сожалением развел он руками (теперь обе имелись в наличии).

– Я тебе дам «идея»! – смеясь, замахнулась я на него. – Развратник нашелся!

А Олег (уже серьезным тоном) сказал:

– Можно снимать скафандр.

– Жаль. Мне в нем так понравилось…

– Надо.

– Ты первый.

– Тогда ты можешь не услышать моих советов. И останешься в скафандре.

– Ну и прекрасно!

– Не очень. Как только гривне разонравится играться с тобой, скафандр превратится… Не знаю во что. Может, в камеру пыток, может просто в саркофаг.

– Запугал. Ну тогда советуй, советчик!

– Все опять должно происходить в твоей голове. Представь: тебе хорошо…

– Мне и так хорошо.

– Нет, по-другому. Ты дышишь полной грудью. Солнечный морской берег. Ветер наполняет легкие соленым вкусным воздухом. Тебе хочется дышать и дышать! Сбросить все, бежать навстречу прибою. Представь, что ты голая. Нагая. Прекрасная как богиня. Ты хочешь, чтобы все видели твою наготу, любовались ею. Любые прекрасные платья – ничто по сравнению с твоим дивным телом. Просто лохмотья! И ты срываешь ненужные тряпки!…

О, этот голос умел убеждать! Но почему он смолк? Мне хотелось слушать его и слушать…

Ночной ветерок осторожно пошевелил подол на коленях. Черный скафандр исчез. Я стояла – вполне обыкновенная девчонка, вовсе не богиня. И не нагая – к счастью. Я дышала. Опять. В общем-то ничего неприятного в этом не было. Воздух, конечно, не представлял из себя ту искристую смесь морского прибоя и солнечно-радужного ветра, о которой говорил Олег, но был вполне пригоден для дыхания.

– А вот и я, – сообщил высокий мальчишеский голос.

Олег стоял рядом. Пацан-пацаном. И где его двадцать пять лет?

– Ты, кажется, устала. Дыши глубже. И сядь. Не беспокойся о платье, садись прямо на асфальт. И дыши, дыши. Я настолько привык к тебе, что забыл предупредить – ведь у тебя это первый раз…

«Когда это ты успел привыкнуть ко мне?» – хотелось спросить нахального мальчишку. Но даже на это не было ни сил, ни желания.

– Давай-ка снимать гривну, – строго сказал Олег.

– Зачем? – прошептала я. Хоть это бы оставил мне. На память о закончившейся сказке.

– Пора, – озабоченно сообщил он. – Чувствуешь – она уже тебе сильно давит на руку?

«Ничего она не давит!» – хотелось отмахнуться от настырного пацаненка. Но гривна давила. Будто петля на запястье затягивалась. Удавка. И еще она пекла кожу. Жарила. Пылала – только что не потрескивала раскаленной сковородкой.

– М-м… – простонала я.

– Лена, спокойно, – тонким требовательным голосом приказал Олег. – Все нормально. Сейчас я все сделаю как надо!

Конечно, сделает! Ведь он уже склонился над моей рукой и что-то шептал ей. Не руке, конечно – гривне. На что ему моя рука! Он водил по гривне пальцами, ладонью, чуть не целовал тугую гладкую поверхность. Делал какие-то гипнотические пассы… Мне было плохо видно. Слезы, ручьем текущие из глаз, туманили и размывали картинку.