Сын Валленрода

Однажды, во время очередного свидания, она вдруг помрачнела и, припав лицом к его груди, сказала, что не может мириться с тем, что умирает столько молодых людей. Люся имела в виду войну вообще, а в частности — своих пациентов. Пожаловалась, что невозможно слушать, как они просят уведомить семьи об их смерти. В большинстве случаев семьи эти находились за линией фронта, в чем сами умирающие не всегда отдавали себе отчет и вручали ей перед смертью письма, которые она не в состоянии кому-либо передать. Она знала десятки адресов, совершенно в данный момент недоступных, и копила их в памяти, словно в каком-то бесполезном архиве.

— Это ужасно, когда нельзя сказать близким, что умираешь.

Станислав прекрасно это понимал. Он и сам не знал, какая судьба его ждет, куда его загонит и удастся ли ему самому, расставаясь с жизнью, передать хоть одно слово семье. Альтенберг сказал это Люсе, добавив, что может именно поэтому самым тяжелым для него делом является вывоз покойников из лагеря. Время от времени ему приходится этим заниматься.

— Да, знаю, — почему-то оживилась девушка. — И часто тебе дают такие задания?

Станислава удивил ее внезапный интерес именно к этой его служебной повинности.

— Зачем тебе это знать? — спросил он.

Сначала она попыталась уйти от ответа, но, прижатая к стене, призналась.

— Знаешь, нынче ночью умрет один пациент…

— Как это умрет? Откуда тебе известно?

— То есть не совсем… — заговорила она сбивчиво. — Он сам только сегодня узнал об этом…

— Значит, вы говорите больным, что они умрут?

— Ах нет, но сегодня ему выпишут свидетельство о смерти. Ему нельзя дольше оставаться в лагере. Это политработник… если его кто-нибудь выдаст… сам понимаешь…

— Ага… И вероятно, он должен выехать вместе с тем, кто действительно…

— Вот именно… — Она понизила голос. — Может, не следовало говорить этого, но я знаю, что тебе можно доверять. Для тебя это небольшой риск. Он уже не числится среди живых и будет знать, когда соскакивать с повозки.

Станислав подумал, что девушка кем-то проинструктирована.

— Кто-нибудь поручал тебе договориться со мной?

Люся решительно покачала головой.

— Они о тебе почти ничего не знают. Вроде не похож на других, вот и все. Поэтому и выбрали день, когда ты дежуришь.

— Кто они?

Люся смутилась.

— Врачи. Надеюсь, нет ничего плохого в том, что они спасают человека?

— Смотря для кого. Это доктор Леонов?

— Не могу сказать.

— Правильно.

Станислав понял, что за охранниками ведется наблюдение. И поэтому установлено, кто когда вывозит покойников на кладбище.

— Значит, ты знала, что завтра — мой день.

Девушка утвердительно кивнула.

— Вы больше не подозреваете доктора Леонова?

— Нет.

— Как разобрались? Ведь сама же говорила, что все его боятся.

Она достала из сумочки гребешок, чтобы привести в порядок волосы.

— Не знаю. Все изменилось после того, как Федор Федорович велел наложить гипсовый панцирь одному моряку.

Играя пряжкой своего ремня, лежащего рядом, Станислав спросил, какое это имеет отношение к делу.

— Он весь покрыт татуировкой, — пояснила Люся. — А летчиков и моряков расстреливают с ходу. Гипс наложили на его морские узоры. Но тому офицеру, о котором я тебе говорила, не поможет никакой панцирь. Ему действительно нельзя задерживаться в лагере. Он будет обязан тебе жизнью. — Она крепко стиснула руку Станислава. Он ответил ей тем же.

— Зря беспокоишься. Твой покойник будет жить. Передай это Федору Федоровичу.