Сын заката

– Если бы старик успел вынести за порог обители свои бредни, долина Сантэрии, того и гляди, осмелилась бы объявить себя центром мира, ничуть не заботясь о мнении самого маджестика. Ложная гордыня могла вознести обитателей долины в их помыслах превыше мирской власти, превыше духовных заветов, созданных в радении о благе жизненном и посмертном. Они обратили бы взоры к югу и польстились на сладкую ложь эмира и его злоязыких советников. Разместите сей довод на весах рассуждений, и способ противодействия ереси не покажется чрезмерным. Ибо устои незыблемы, иного не допустим ни мы, ни вы.

Голос патора журчал убедительно, искренне – но несколько усыпляюще. Гость с заметным трудом подавил зевок, давая понять, что не любит словесные кружева. Паоло смолк и решил выдержать паузу, обозначая право хозяина в разговоре. Гость прошел до угла зала и взглянул в полукруглое окно с граненым хрустальным стеклом.

Отсюда открывался роскошный вид на миндальный сад, розарии, большой парк, тянущийся до самой стены обители, на зеленых великанов – дубовую рощу, занимающую всю долину вне стен. Дорога на столицу то пряталась в тени могучих крон, то выбиралась под палящее солнце. Малые тропки вились от ствола к стволу прихотливым узором, отмечая каждодневный путь служителей, присматривающих за рощей и в должное время собирающих драгоценную пробковую кору.

Гость едва заметно дрогнул бровью. Вряд ли ему нравились полубезумные порывы старой королевы Атэррийской – Хуаны Второй, передавшей Башне лучшие владения, и в том числе почти все дубовые рощи… Ведь кора – это живое золото. Гость вздохнул и зашагал вдоль стены, без интереса поддевая шторы и изучая виды.

– Пожалуй, вы правы, ваше преосвященство. Но вернемся к той жаре, что сделала целительным и даже насущным мое путешествие. Юг летом – воистину пекло. Пожалуй, погода схожа с давней, знакомой моему деду и не сулившей ничего благого… даже при взгляде из этого окна. Кажется, в тот год было принято решение о земельных и иных особых правах паторов в Барсе. Некоторые назвали указ уступкой, иные нашли в решении необдуманность и чрезмерность. Сплетники позволили себе шептаться о слабости короля. Но чудо было явлено, мы изгнали ересь из Сантэрии. Хотя перевалы считались неприступными.

Патор кивнул, позволил себе растянуть губы в подобии улыбки, пресной, как хлеб, подаваемый страждущим у внешних врат оплота веры. Паоло поднялся из кресла, сгреб в ладонь сверток, поданный сэрвэдом по хозяйскому знаку. Обладатель белого одеяния скользил беззвучной поступью старого, но все еще уловистого, кота, охотящегося на дерзкую венценосную мышь.

– Пути свершения людских деяний небезупречны, зато провидение воистину вне пересудов. Самое грозное оружие людей – ничто перед карой высших сил. Первому оказывают отчаянное сопротивление, второе принимают в смирении, склонив голову и умоляя о милости, свершая акт покаяния.

– Провидение вне власти мирской, – гость утратил интерес к видам за окнами и уделил внимание патору. Повернулся к нему всем корпусом, чуть поклонился, выказывая уважение сану. – Теперь я вижу: вы с редкостным усердием желаете вернуть в закрытую библиотеку труды того старика… и это оправданно.

– Именно. Едва ересь покинет столицу по воле вашей и во благо Башни, мы примемся неустанно возносить молитвы, и с божьей помощью дела юга переменятся. Внутренних врагов короны постигнет возмездие, внешние утратят воинственность. Вы сможете отвести войска к северу, что теперь весьма выгодно. Вы проявите политическую мудрость и покажете себя сильным стратегом.

– Стратегом? Того и гляди, Бертрана начнут именовать уже не белой, а блаженной вороной, – усмехнулся гость, намекая на вольное толкование своего имени. – Как можно оголять крепости, если на южном склоне гор скопилось до двадцати тысяч сабель, и это только надежно известные нам силы?

– Их уравновесят силы иного порядка.

Патор откинул сложенные конвертом края свертка и показал собеседнику содержимое: невзрачную темную ткань без узора. Породистое смуглое лицо гостя приметно побледнело. Хищный прищур, взблескивающий искрами интереса, угас под расслабленно прикрытыми веками.

– Воистину Башня применяет сильные средства, – шепотом выдохнул гость. – Цена мира мне представлялась менее… убийственной. Но, пожалуй, поздно менять решенное, да и не привык я перечить себе. Это порой накладно, но… но пусть так. Вы получите то, что стало предметом обсуждения. Одна поправка: посылку доставят после вмешательства провидения. Не теперь, но именно и только – после. Пусть оно укажет, что есть истина.

Гость кивнул, одновременно испрашивая благословения и отмечая окончание разговора, а с ним и свое намерение покинуть обитель. Не дожидаясь завершения ответного одаривания благодатью и прощания, он удалился. Миновав все двести пятьдесят ступеней спуска, гость не выказал одышки, хотя сопровождающие сэрвэды отставали и опасливо вжимали головы в плечи. Слишком внятно читался в этой молчаливой спешке гнев.