Сын заката

Слова Изабеллы приобрели здесь, в стороне от столицы, несколько иное звучание, горечь мгновенной обиды осела. Во многом жена права: он несколько младше, это приходится признать. Он склонен пока что принимать не вполне обдуманные решения. Как это, сегодняшнее. Что можно увидеть и понять, сидя на траве и глядя на пыльную дорогу? Ровным счетом ничего королевского, важного для страны… Если толком обдумать дельце, он здесь оказался лишь оттого, что не смог легко принять сказанное Изабеллой. И захотел заново обмозговать, не заботясь о важных встречах, поверенных, просителях…

На севере страны настоящая большая война не копится, так что именно теперь и без подготовки ворошить тамошнее змеиное гнездо – себе дороже. Тронь всерьез де Торра, и они примутся кричать о предательстве, обратятся к Башне и привлекут на свою сторону соседей. Они уже столько раз приобретали и теряли свою нелепую и несколько надуманную независимость, что вспоминать скучно. Зачем едут в столицу? Надо полагать, намерены торговаться… Возможный брак островитян с племянницей Изабеллы более не угрожает целостности и покою Эндэры. До того, как девушка наконец так долгожданно заболела, ей прочили чисто политический альянс при прямом и активном участии де Торра, это известно и не подлежит сомнению.

Если бы королева имела более вспыльчивый нрав, если бы узнала о тайне переговоров зимой – рискнула бы наказать ненадежного союзника, используя рапиру Кортэ или подобного ему наемника. Но теперь нет, теперь действовать так – слишком грубо, ничуть не в стиле Изабеллы. Тогда зачем ей понадобилось ужинать в обществе нэрриха? Неужели всего лишь провокация ревности? Глупо… Велик ли смысл ревновать к нэрриха, да еще и именно к этому – рыжему неотесанному мужлану? Впрочем, и без ревности обида гложет. Его, короля, не позвали на ужин. Словно он собирался прийти – и оказался перед наглухо закрытыми дверями.

Бертран зарычал от недоумения: а он, кстати – собирался ли на тот ужин? И не вспомнить, ясно иное: он теперь непременно отужинает во дворце. Завтра же!

Бертран поморщился, наблюдая за растущей суетой у края невысокого обрыва. Мясо упрямого барана уже жарилось, а нетерпеливый Эспада рвал зубами сырой, почти не изменивший цвета, кусок, смеялся и резал новые крупные ломти, нанизывал сразу на две бросовые старые рапиры и передавал деревенщине – держать на весу над огнем. Пацан попался усердный, он сопел, глотал слюни, переворачивал неудобное сооружение из двух стальных стержней, тратя всего себя на наблюдение за готовкой. Иногда от старательности высовывал язык. Это было смешно, и это было в точности так приятно и уютно, как обычно – если не мешать дону Эппе дурачиться.

Горизонт слева, на закатной стороне, медленно пропекался до золотистой корочки, обещая отдых и солнцу-повару, и всему миру, утомленному жарой. Бертран снова нашарил под боком подзорную трубу. Вмешиваться в дела Изабеллы он более не желал, и смотрел вдаль по привычке, без интереса. И еще – показывая донам свою занятость. Пыли над восточной дорогой было немного, несколько верховых спешили без особенной суеты, рысью. Три возка переваливались на больших, выше бортов, колесах, влекомые толстобокими мелкими лошадками. Пеших путников было мало, их тоже можно пересчитать без труда. Бертран проглотил зевок, заел последней кистью винограда, от кислого взбодрился. Покосился в сторону костра и решил еще потянуть время, то есть все же пересчитать пеших. Восемь человек, и один из них – такой же недоумок, наверняка папаша полагает его твердолобее барана. Бредет, раззявив рот, босой, из вещей – один тощий мешок за плечами. Не иначе, дурак в поход собрался, на мир поглядеть и себя показать. Как же, впереди – столица, а родная деревушка, небось, аж в полудне пути за спиной, несусветная даль, великое странствие. Бертран задумчиво отложил подзорную трубу.

– Карета, – негромко бросил Эспада, словно издеваясь над душевным покоем своего повелителя, наконец-то обретенным им после всех дрязг дня.

Король нащупал трубу, одновременно вглядываясь в точку у самого горизонта. Изображение, повинуясь повороту регулировочного кольца, постепенно сделалось резким. Гербов на таком расстоянии не рассмотреть, но и без того сомневаться глупо – именно де Торра. Две кареты, три десятка конников личной охраны, кроме того молодые доны из свиты – верхом, горячат себе кровь и скрашивают скуку поездки, на ходу шутливо ругаясь и тесня соперника конем.

– Готово, – сообщил Эспада, подсунул под руку по-походному украшенное рубленой зеленью малое блюдо с мясом.