Сын заката

– Старая сука, – ровным тоном сообщила королева. Она откинулась на спинку кресла, вернув лицу каменное спокойствие так резко, что Вион задохнулся недоумением. – Еще и усыновит. Как же, ловля наивных – наше семейное… увлечение. Вион, в Тагезе нэрриха не могут быть даже свидетелями в тяжбах, вы это знаете? Ах, помолчите, старый еретик Ноттэ прав, не до любезностей и сантиментов. Что вы обещали ей? Ну же!

– Рапиру, защиту и верность, – пролепетал Вион. – Но без клятв.

– Ясно. Что она подарила вам?

– Коня и еще по мелочи…

– Недорого, – хмыкнула королева. – Малыш, попробуем так. Я дам слово Ноттэ, а это весьма надежно: я не самоубийца, он не всепрощенец. Вот в чем я буду с Нотте заключать договор. Так… приму тебя на службу только с одной целью, для обеспечения моей и мужа личной безопасности. Гарантирую словом чести, не будет никаких тайных врагов и коварных злодеев, коих якобы следует карать. Никаких прекрасных девиц, якобы нуждающихся в спасении любой ценой. То есть никакой лжи. Ты всего лишь будешь верен договору и недоступен для найма посторонними… тварями.

– У вас при дворе уже имеется нэрриха, – заметил Ноттэ, игнорируя переход королевы на «ты» с Вионом.

– Сколько вы возьмете за избавление двора от паразита? Он самовольно поселился в моем любимом парковом домике, сочтя убранство достойным себя, – поморщилась Изабелла и глянула на Ноттэ остро и зло. – За ужином сообщил мне, что сын заката на коленях умолял о сохранении своей жалкой жизни и даже целовал убийце башмаки.

– Вы пытаетесь вывести меня из равновесия? – рассмеялся Ноттэ. – Зря. Я знаю всех ныне живущих нэрриха, хорошо представляю себе слова и мысли младших… Но в одном вы правы: он сейчас опасен и для вас, и для Эндэры в целом. К тому же я желал бы вернуть оружие.

Ноттэ смолк, глядя в глаза королеве и ожидая её следующего шага. Изабелла кивнула, встала, стремительно вышла из кабинета и достаточно скоро вернулась с листком в руках. Передала его Ноттэ и снова села в кресло, обмахиваясь веером и поглядывая на Виона. Сын заката прочел письмо покойного наставника, задумчиво улыбнулся и убрал листок в кармашек на поясе, свернув многократно и не особенно бережно.

– Утром в столице будет не так уж ветрено, – сухо пообещал он. – Мои дела здесь завершены. Разве вот – вопрос… Оллэ совсем недавно погиб, мы трое тут, дети южного ветра служат эмиру, северный ветер лишился старшей пряди, Борхэ сгинул. Прочие там, на материке и весьма далеко. Все точно?

– Не вполне, – нехотя выдавила Изабелла. – Эо навешал нас. Его интерес был связан с некими обстоятельствами в приграничных крепостях, дело темное и патор обещал… нет, довольно. Эо был мил, сообщил полезные сведения и дал дельный совет, Бертран счел его честным и тоже сыграл мальчишку, мечтающего о дружбе. Я не поверила обоим, но и вреда для Эндэры не заметила.

– Эо был здесь и ушел… куда? – Ноттэ побледнел.

– В долину Сантэрии, так он сказал. Точнее, так сказал Бертран.

– Давно?

– С месяц или чуть меньше… погодите, подумаю. Три недели назад, да. Это вас настораживает? Он вроде бы, опять же со слов мужа, намеревался оказать нам некую помощь и просил…

– Эо никогда не говорит вслух того, что намерен сделать в действительности, он старше меня на сто с лишним лет и… – Ноттэ сердито тряхнул головой. – И сказанного, пожалуй, довольно. Вион, береги королеву. Я вынужден спешно уехать. Если бы я рискнул дать совет, настоятельно просил бы под любым предлогом, любой ценой замириться с югом хотя бы на ближайший год. Прощайте пока что. Вион, я помню уговор и постараюсь его исполнить по мере сил и в свое время.

– Вы пугаете меня, – нахмурилась королева.

– Я, черт подери, еще и не начинал пугать, – оскалился Ноттэ, резко дернул подбородком и покинул кабинет – все так же, через окно.

Кортэ и понятия не имел, что еще до рассвета ему предстояло сыграть важную роль: помочь сыну заката восстановить душевное равновесие…

Всякий нэрриха, – раздраженно повторял себе Ноттэ, – приходит в мир, недоумевая, удивляясь и радуясь. Он обретает телесность и способность смотреть на мир. Юный сын ветра восхищается даром личностного взгляда, полагает себя счастливчиком… а затем трезвеет. Милейшие, добрейшие люди – чаще всего гранды Башни и их исполнительные сэрвэды – получают клятву в обмен на знания и услуги, и клятва кажется простой, она произносится охотно, с благодарностью: разве это дурно – оказать помощь друзьям? Получив желаемое, люди показывают свою суть. Им вполне безразлично, что выгорает в душе нэрриха, объявленного Башней бездушным, когда он впервые убивает и предает, понуждаемый клятвой найма… и бессильный ей противостоять. Детское уютное счастье разбивается в крошево острых, готовых ранить снова, осколков. Мир утрачивает свой свет, мерзость бытия выбирается из теней и сполна показывает себя.

Когда нэрриха исполняет долг найма и возвращает себе свободу, от наивности первого круга остается лишь пепел. И тогда всякий нэрриха впервые задумывается: а кто для него люди? Стоят ли они уважения, доверия или хотя бы внимания?