Сын зари

— О, мой бог… — обронил Кирилл.

— Ничего себе, — голос у мужчины в штормовке оказался скрипучим. — Даже не сказал ничего, а косолапый так и дунул прочь, словно ему задницу наскипидарили… Говоришь, что это и есть Сын зари, пришедший из рассвета, чтобы принести нам спасение, да?

«Нет! Неправда! — захотелось крикнуть Кириллу. — Ничего и никому я не собираюсь приносить! Хочу только добраться до дочери, убедиться, что с ней все в порядке, а на вас мне плевать…»

— Да, — сказал Серега убежденно. — Что ему какой-то медведь? Ты сам видел чудо!

— Да какое это чудо. — Кирилл повернулся к ним. Прокашлялся. — Он сам… убежал.

— Испытывает крепость нашей веры, — бывший десантник сообщил это совершенно серьезно.

— Ты, идио… — Кирилл осекся.

Гневные слова застряли в горле, поскольку боль в боку стала необычайно острой. В ране словно заполыхал костер, и огненные струйки потекли по коже.

В голове будто щелкнуло, и из глубин памяти хлынули воспоминания, которым неоткуда было там взяться — бегущие люди с оружием, огромное полуразрушенное здание, вид на «нижнюю» часть города с откоса, но какой-то странный, непривычный…

Потом накатила рокочущая темнота, яркие и бессвязные картинки утонули в ней.

А затем в мрачной бездне потерялся и сам Кирилл.

Глава 3

Небольшая бригада, куда по решению майора угодил Толян, пыталась реанимировать хоть что-то из автомобильной техники. Садовые тележки и носилки — это, конечно, хорошо, но машина или трактор куда лучше. И мощнее, и грузоподъемнее, и, когда едешь на такой штуке, сразу ясно: вот она, цивилизация на марше!

Особыми успехами бригада похвастаться не могла: простоявший неведомо сколько под открытым небом транспорт мало на что годился. Всё, что могло прийти в негодность, пришло. Приказали долго жить покрышки и рессоры, да и ржавчина сделала свое дело.

Ну и вдобавок бензин, если не испарился, то превратился в какую-то невнятную хрень.

Тем не менее, каждое утро их выгоняли на работу и заставляли вкалывать до седьмого пота, а вечером приводили обратно в «казарму», что помещалась в здании магазина «Заря».

На пятый или шестой день после того, как Толян попал в коммуну, команда «Заканчиваем!» прозвучала необычайно рано, когда солнце висело еще очень высоко.

— Э, опять главный выступать будет? — спросил он у бригадира Сергеева, хмурого неразговорчивого мужика лет сорока.

— Не, — ответил тот. — Просто выходной.

Бригаду привели в «казарму» и, помимо обычного пайка, выдали еще по бутылке водки на двоих.

— Вот это дело хорошее, мужики! — обрадовался Сема, молодой и белозубый балагур. — Сейчас по стопочке, да мы по маленькой, и душа порадуется! И песен запросит.

— Именно, что по маленькой, — пробасил Иваныч, почесывая рыжую бороду.

Расположились на улице, на полянке меж деревьев прямо напротив входа в «казарму» — чтобы и на вольном воздухе, и охрана лишний раз не нервничала. Разлили «прозрачненькую» по пластиковым стаканчикам, которые выглядели такими новыми, словно их отштамповали вчера.

Водка была мерзкой на вкус и драла горло, но Толян зажмурился от удовольствия.

— Вот это дело… — сказал он, и потянулся за закуской — ужасно надоевшей тушенкой.

Через пару минут обратил внимание, что никто не ест. Все пялятся на него.

— Вы чего, братцы? — спросил Толян, прекратив жевать.

— А вопрос к тебе один имеется. — Иваныч кашлянул, вновь поскреб свою мочалку, но на этот раз как-то даже ожесточенно. И опасливо глянул в ту сторону, где топтался ближайший охранник.

— Правду ли говорят, что ты в коммуну вместе с Сыном зари пришел? — необычайно тихо и серьезно для себя осведомился Сема.

— С кем? — не понял Толян.

— Ну, с тем, который предсказал, что молния едва не в голову Дериеву шарахнет, — Иваныч говорил почти шепотом, — а два дня назад сбежал, как раз в ту ночь, когда это и произошло. Я разговор камуфляжников слышал, так они болтали, что вас вместе привели. Расскажи о нем.

— Ну, хм… это да, конечно… — память у Толяна была в общем дырявая, и он смутно помнил того парня, но понимал, что, признавшись в этом, мигом перестанет находиться в центре внимания.

— Это вот тебе, чтобы язык лучше работал. — Сема взял свою бутылку, набулькал из нее в стакан Толяна.

— Э, ладно! — обрадовался тот. — Сейчас только глотку прополощу и все расскажу!

Ведь никто не сумеет проверить его слова, а значит, можно говорить все что угодно, ну не особенно завираясь, конечно… А прикоснуться к чужой славе всегда приятно.

Вторая пошла еще лучше первой, и Толян, крякнув, решил не закусывать.

— В общем, я сразу понял, мать моя, что этот парняга не из обычных, — начал он. — Собаки, помню, уже меня окружали и готовились сожрать, как я закричал. Так просто, без особой надежды. А тут в ответ вопят! И эти, с автоматами, и он с ними, но далеко все. Прикиньте!

Толяна слушали так, как не слушали никогда в жизни — ни жена, надоедливая и склочная, ни отпрыски, вороватые сорванцы, ни собутыльники, более всех звуков ценившие звон стаканов. И ему это нравилось. Он старался растянуть удовольствие, добавлять подробности, не очень реальные, но зато красивые.