Сын зари

Кирилл попытался выбраться из этого сна, открыть глаза, но провалился в другой, более глубокий, тяжелый и мрачный, словно могила, заполненный шепотами и смутными тенями, скользящими в сумерках…

Отец Павел пришел вместе с тюремщиком и, что странно, не привел с собой палачей.

— Мир тебе, чадо мое, — сказал он, глядя, как узник жадно пьет воду.

Вартан неприязненно покосился на священника, но тот этого не заметил, поскольку стоял впереди.

— Так уж и чадо? — Кирилл усмехнулся. — Позавчера вы из меня демонов изгоняли.

— Я помню, во имя Господа, — отец Павел кивнул и перекрестился. — Но всякий, кто крещен, есть чадо церкви нашей, пусть даже заблудшее, в грехах и гордыне пребывающее…

— Чадо есть, только церкви нет, — отозвался Кирилл.

— Неправда, там где один верующий…

— А есть ли искренне верующие среди тех, кого вы считаете «православными»? — перебил собеседника бывший журналист и понял, что немного отошел от пыток, что может говорить так же бойко и легко, как и ранее. — Вот вы сами, что для вас религия — способ жизни или работа, средство заработка и выживания, неплохой способ социализации?

— Мы тратим время, — отец Павел поморщился.

— У меня его очень много. — Кирилл повел рукой. — Куда мне спешить?

— Торопись спасти свою душу, — похоже было, что священник говорит искренне. — Ибо враг рода человеческого, аки лев рыкающий, бродит в ночи и нашептывает соблазны, и тебя, сын мой, он почти уловил в свои сети, поймал на гордыне и лжи, и еще немного…

— Я сильно удивляюсь, почему вы пришли в одиночку, — вновь перебил Кирилл. — Где отцы-инквизиторы?

Отец Павел вновь поморщился.

— Не стоит юродствовать, — произнес он тихо. — Парни майора придут к вам завтра, и «уроки» будут продолжены, я же хотел всего лишь облегчить вашу участь, сделать так, чтобы прекратилось это богопротивное мучительство.

— Так поговорите об этом с Дериевым. — Кирилл отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.

Священник вздохнул, и зашагал прочь.

Ему на смену вскоре явились знакомые уже «учителя» и вместе с ними сутулый человек, как выяснилось чуть позже — врач. Он смерил узнику давление, пощупал пульс, скривился так, словно ему в рот положили намазанный горчицей лимон, отвел старшего из палачей в сторону.

Разговор велся на повышенных тонах, но Кирилл не смог разобрать ни единого слова.

— Приступаем, — велел экзекутор, вернувшись к «камере».

Но этот раз они пустили в ход полиэтиленовый пакет — его натягивали на голову и зажимали вокруг шеи, так что дышать не было никакой возможности, в ушах начинало грохотать, а в глазах темнело…

Кирилл напрягал всю волю, не давая телу вступить в бесполезную борьбу, удерживал себя от попытки ударить, как-то освободиться, хотя бы задергаться, чтобы только прекратилась эта мука. Понимал, что лишь насмешит палачей, даст повод для новых издевательств и поколеблет их мнение о своей стойкости.

Дважды прощался с жизнью, считал, что всё, не вернется, и думал о Машеньке…

Но затем обнаруживал себя на полу, судорожно хрипящего, с болью в груди и сухостью в горле.

— Пожалуй, этого хватит, больше он не выдержит, — сказал старший из палачей. — Другое попробуем.

Затем Кирилл узнал, сколько всего неприятного можно сделать с человеком с помощью столь банальных предметов как шариковая ручка, шар для бильярда и расческа.

Но что бы с ним ни творили, экзекуторы избегали трогать лицо и не уродовали горло узника.

Дериеву нужно было, чтобы раскаявшийся Сын зари мог сам, громко и ясно, под сотнями взглядов, объявить о своих заблуждениях. И при этом не выглядел жертвой издевательств. Кроме того, майор понимал, что не стоит доводить Кирилла до крайнего состояния, когда тому будет просто нечего терять.

Сколько это продолжалось, Кирилл не мог сказать, но наверняка не один час.

— Уф, запарился я, а он все молчит, — пожаловался второй из палачей, низкорослый и смуглый, вытирая пот со лба. — Неужели и вправду ему всякие дьяволы помогают, как тот жирный попяра балакал?

— Щаз, — сказал первый. — Их же изгоняли, дымом и воплями. Или новых набежало?

Этот разговор мог бы даже развеселить Кирилла, если бы в этот момент ему не было так больно.

Экзекуторы собрали вещички и ушли, но легче не стало — пришла лихорадка. Кирилла затрясло так, что заклацали друг о друга зубы, по телу побежали волны то ли жара, то ли холода, и мир потерял четкость, превратился в дымное марево.

Вроде бы еще кто-то приходил, стоял возле решетки, но кто это был и являлся ли вообще, Кирилл не мог сказать. Он обливался потом и качался на дурманных волнах, отчаянно пытаясь сообразить, где находится, и отчего ему так плохо. Почему не едет «Скорая».

Мерещилась разная дрянь — та же падающая луна, огромный паук с головой Дины, тысячи змей, заполняющих «камеру». И желтое свечение, где он спал минимум неделю, тут было ни при чем.

Потом стало легче, и Кирилл обнаружил, что жив и вроде бы даже подвижен, только очень слаб.

— Штиль, сходим с ума! Жара пахнет черной смолой! — доносилось из-за угла. — Жизнь одному лишь нужна! Но мы, мы вернемся домой!