Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

— Ты что же, хочешь сказать, что нам грозит крах? — не унимался Рандольф. — Если так, ты опять врешь. Хочешь обмануть этих идиотов.

— Нет, дядя Рандольф, — стараясь не горячиться, ответил Фредди. — Я только утверждаю: главное — выжить, сохранив масштабы фирмы. Как ни смешно, чем ты крупнее, тем легче другим тебя проглотить или спихнуть под гору. В этом — ирония современного капитализма.

— И поэтому ты сам лезешь в пасть немецким торгашам и нефтяным мошенникам из Балтиморы? Чего ради? У тебя гигантомания от трусости — вот ты и предаешь все, чего мы добились.

— Предаю?! — взорвался Фредди — Нет, не предаю! Размах операций сам по себе еще ничего не значит, он даже опасен. Но если вы укрупняетесь, чтобы контролировать большой рынок сбыта, и получаете средства для расширения этого рынка — вы выживете. Ваши методы, дядя Рандольф, отжили свой век. Британская империя мертва и уже не воскреснет. У нас остался один-единственный выход…

— А-а-а… — простонал с отвращением Рандольф.

— Повторяю: ставка на Британию — владычицу морей — устарела, — с жаром настаивал Фредди. — Мы можем удержаться на поверхности, только маневрируя международными капиталами.

— Ладно, ладно! Я и сам знаю, что ставка на Британию — владычицу морей — устарела… — неожиданно согласился Рандольф.

— Мы не можем больше справляться одни, — наступал Фредди. Все присутствующие обратились в зрение и слух, в прокуренном зале слышно было, как муха пролетит, нервы были у всех напряжены до предела. — Взгляните на проблему с другой стороны. Что в наши дни составляет добрую половину морских грузоперевозок?

— Нефть, — пробурчал Руперт.

— Совершенно верно. А попробуйте конкурировать с нефтяной монополией — прогорите в два счета. Они строят свои танкеры. Вот почему любое слияние лучше конкуренции.

Дядя Рандольф вскочил с места:

— А что будет с судоходством? Мы же судоходная компания, а не дерьмовая маклерская контора.

Фредди осмелился на дерзость.

— Садитесь, дядя Рандольф, — сказал он, положив руку на плечо старику. Я ждал, что Рандольф отшвырнет его руку, но он только насупился и сел. — Мы вовсе не отказываемся от судоходства, мы расширяем его еще больше. Но британское судоходство — гиблое дело, если мы не объединимся с теми, кто может в собственных интересах гарантировать нам перевозки…

— Почему же в таком случае не соединиться с «Ай-Си-Ай»[17] или с Бендиго? — спросил дядя Рандольф.

— Потому, что они-то как раз и постараются нас проглотить с потрохами. Для «ЮСО» и для «Фарбверке» мы хороши именно тем, что остаемся английской фирмой. А для Бендиго — нет.

— Ты предаешь национальные интересы. Это тебе скажут другие британские судовладельцы, если вместо того, чтобы призывать их к борьбе с американцами, как ты делал всего неделю назад, ты пойдешь на грязную сделку с теми же американцами, чтобы обойти их протекционистские таможенные ограничения, направленные против британской морской торговли.

— Любая наша судоходная фирма поступила бы так же, если бы смогла.

— Тогда остается бросить все к черту и поднять на мачты звездно-полосатые флаги или немецкого орла!

Они продолжали ссориться, но все мы уже понимали, что Рандольф проиграл; да он и сам это понял, и, оборвав свою речь на полуслове, ушел, проклиная нашу тупость, наше невежество и наш эгоизм.

Тогда Фредди оповестил родичей, что каждый может заказать напиток по своему вкусу. Из потайной двери вынырнули четыре девицы; курьеры унесли стулья, взамен появились на столиках подносы с сандвичами, пирожными и бокалами шампанского.

Мы с Рупертом уже собирались дать тягу, но увидели Кэти. Она сидела где-то в задних рядах, и ее присутствие сразу опровергло мои поверхностные обобщения насчет того, что все Ройсы на одно лицо.

— Вот не ожидал вас здесь встретить, Кэти, — обрадовался Руперт.

— Почему же? — удивилась она.

— Не думал, что вы интересуетесь такими делами.

— А я ими вовсе не интересуюсь. Мне наплевать, что станет с фирмой.

— Нет, все-таки любопытно.

— Людоеды вы, вот что, — пожала она плечами. — Рандольф сожрал пяток людей, включая твоего отца, прежде чем добился своего, а теперь Фредди пытается съесть Рандольфа, и, наверно, кто-нибудь вроде Джека в один прекрасный день проглотит Фредди.

Я засмеялся, хотя Кэти говорила совершенно серьезно.

— С людоедством у Ройсов теперь кончено, — возразил Руперт. — Фредди отдал эту привилегию другим Кэти посмотрела на него, как на дурака или на сумасшедшего.

— Да ну? — протянула она. — Впрочем, какое мне дело? Я пришла поговорить с вами о другом. — Мы взяли у одной из девушек по бокалу шампанского и удалились подальше от сутолоки в кабинет Фредди. — Я узнала, что назначен день суда над Пепи.

— Когда?

— В будущую пятницу. — Она присела на письменный стол Фредди. — Полицейские уверяют, будто она ударила одного из них плакатом по голове, а Пепи клянется, что этого не было. Она говорит, что вы все видели, Руперт. Это правда?

— Я не видел, чтобы она ударила полицейского. Они ее с кем-то путают.