Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

— Я открою вам то, чего никто не знает. Если Бендиго, Най и Рандольф поломают нашу сделку с «ЮСО» и «Фарбверке», мы обратим в наличные все, что возможно: здания, склады, предприятия, машины, процентные бумаги — словом, все, без чего можно обойтись. Тогда у нас в руках окажется достаточный капитал, чтобы проникнуть в химическую промышленность, в разработку естественного газа и минералов, в транспорт. И эти несколько миллионов, если бы мы их выжали из китайцев, пришлись бы нам как нельзя кстати, Руперт. Да и добрые отношения с ними важны, ведь рано или поздно дальневосточная торговля откроется снова, что бы там ни говорили янки.

— Тогда позвольте спросить, — сказал Руперт, — почему вы хотите, чтобы за это дело взялся именно я?

Фредди пожал плечами.

— Вы у меня на совести, а этим я ее облегчу, — произнес он с деланной небрежностью. — К тому же вы persona grata у коммунистов, верно? К вам они могут прислушаться.

— Ну, а Лилл? — спросил Руперт. — Что, по-вашему, скажет адмирал?

— Мне это безразлично. А если вам хочется показать ему, что вы на него плюете, я даю вам прекрасную возможность.

— Но ведь вы с ним договорились, он вам не простит, если вы нарушите ваше обещание.

— Нашей договоренности это не касается. Я поставил условием, что вы уйдете с почетом, так оно и будет. Вы ведь не возглавляете фирму, правда? И русской нефтью торговать не станете. Вас нет, вы далеко…

— Но я буду в Китае. Вряд ли ему это понравится. Он просто взбесится.

— Ну и черт с ним, — отмахнулся Фредди. — Он поставил меня в дурацкое положение… И если вы согласны, беритесь с Джеком за это дело.

— С удовольствием, — коротко ответил Руперт.

Я спросил Фредди, какова будет моя роль, но он только удивился.

— Разве вы не сработались с Рупертом?

— Сработался, но этого, наверно, мало?

— Вы не хотите продолжать с ним работать?

— Хочу, — сказал я.

— Тогда решайте с ним, что вы будете делать. — Фредди выпил рюмку коньяку. — Вы ему там понадобитесь. Вдвоем всегда легче, чем одному. К тому же, разве вам не лучше уехать в Китай, пока Пепи сидит за решеткой?

Он был прав. Мне доставляло тайное удовольствие, когда кто-нибудь — даже Кэти — выражал мне сочувствие, словно у нас с Пепи все уже было сговорено. И в то же время мне было не по себе: я-то знал, что это неправда.

Мне не верилось, что Руперт сможет уговорить Джо отпустить его в Китай. Я был всецело поглощен судьбой Пепи и в последнее время несколько отдалился от них, но Джо держалась со мной так мило, что я снова стал проводить у них вечера, когда они бывали дома. Руперт и Джо больше не ссорились, словно понимали, что их семейное счастье и так висит на волоске. И все-таки они ничего не могли с собой поделать. Вспышки нежности лишь изредка нарушали установившуюся между ними холодность, они будто договорились ни в чем друг с другом не соглашаться; казалось, между ними непрерывно идет подспудная борьба, а этого долго не выдержит ни один брак.

Я не знаю, как Руперту удалось ее уговорить; знаю только, что их непрочный мир однажды рухнул из-за дорогого кашемирового джемпера, который куда-то задевала Тэсс, — с упорством девятилетнего ребенка она уверяла, будто он пропал.

— Упал в канаву, — с вызовом твердила она.

Джо обнаружила джемпер у нее под матрацем: на нем алели два больших пятна, сделанных акварельной краской. Потрясая джемпером перед Тэсс, она обругала ее маленькой лгуньей.

— В ее возрасте не лгут, — вмешался Руперт, — дети просто сочиняют.

— Ложь есть ложь, — стояла на своем Джо. — Большая или маленькая — какая разница?

— Ты преувеличиваешь, — возразил он и обвинил ее в склонности вымещать дурное настроение на других, особенно на беззащитных существах. — Она тебе дочь, а не заклятый враг.

— Тогда воспитывай ее сам! — кипела Джо.

Ссора разгоралась, они стали говорить друг другу — по мягкому определению Руперта — то, чего не следовало, и Джо, окончательно выйдя из себя, выбросила джемпер в уборную, а потом с яростью, которую, видно, давно вынашивала, ударила Руперта по лицу.

— Лгун и лицемер! — кричала она сквозь слезы. — Ты мне лгал, лгал! Подлец, обманщик!

Руперта душила брезгливость: все это так не вязалось с его представлениями о поведении в цивилизованном обществе. Ударить по лицу! Ведь для этого надо опуститься до уровня животного! Руперт подумал: «О господи! Так больше нельзя. Пора поставить точку. Уйду, уйду — и больше не вернусь!» Но это была только праздная мысль: что бы ни случилось, уйти он не мог.

Джо выбежала из спальни и так хлопнула дверью, что одна из картин Мондриана[20] сорвалась со стены и стекло разбилось вдребезги.

Все же они кое-как помирились, хотя это не избавило их от угрызений совести, горечи и стыда; у них произошло мучительное объяснение, и Руперт принял вину на себя.

— Но, видит бог, Джо, — сказал он, — бесполезно уговаривать меня взяться за ум. Жить на проценты с капитала и коптить небо — так я не могу, не могу, и все тут. А ведь ссоримся мы из-за этого.

Он сообщил ей о предстоящей поездке, не вдаваясь в подробности.

— Возможно, это последнее, — добавил он, — что я делаю для Ройсов.