Сын Зевса

Не успели ученик и учитель и слова сказать, как во двор вышел Филипп. Он встретил Аристотеля самой любезной из всех своих улыбок, обнял его и поцеловал.

В этот день они долго сидели в мегароне с кубками вина, вспоминали дни своей далекой юности. Аристотель переоделся к обеду. Поредевшие пряди завитых волос он начесал на лоб, чтобы скрыть залысины. На руках у него сверкали перстни с крупными драгоценными камнями. Аристотель следил за своей внешностью и любил одеваться пышно.

— Как ты вспомнил обо мне? — спросил Аристотель. — Ученых в Элладе много. Например, великий философ Платон. Я сам хотел у него учиться, но когда я приехал в Афины, оказалось, что он отправился в Сицилию.

— А, Платон! — усмехнулся Филипп. — Философ, который утверждает, что человек — это животное двуногое и беспёрое… Я слышал, что Диоген принес ему ощипанного петуха и сказал: «Вот человек Платона!»

Оба рассмеялись.

— Но мне кажется, что он более созвучен твоему этос, Филипп.

— Моему этос, моему характеру. Почему же?

— Ты царь. И ты поймешь его. «Смешна огромная толпа, — говорит он, — которая думает, что она хорошо может судить о том, что гармонично и ритмично, а что нет».

— Он прав. Потому Афины и проигрывают битвы, что там управляет толпа.

— Эллины проигрывают битвы, потому что они разрозненны. Если бы эллины составляли одно целое государство, они могли бы властвовать над всей вселенной.

— Пока они объединятся — а этого никогда не будет, — вселенную буду завоевывать я.

— Да, я слышал о твоих… так сказать… блистательных делах. Кстати, ты разорил Стагиру, родину моих отцов.

Филипп сделал грустное лицо.

— Да, — вздохнул он, — я разорил Стагиру. И очень сожалею. А что было делать? Город сопротивлялся. Но то, что я разорил, я же могу и восстановить. — И переменил разговор: — Так ты спрашиваешь, почему я пригласил именно тебя? Во-первых, потому что слава о твоей учености уже широко идет по всей Элладе. Во-вторых, твой отец был другом моего отца, а ты был моим другом. В-третьих, мне посоветовал обратиться к тебе Гермий, атарнейский царь. Ведь ты одно время жил у него. И кажется, вы с ним в родстве?

Аристотель опустил глаза, словно разглядывая светящееся в золотой чаше вино.

— Несчастный Гермий погиб. Ты знаешь об этом?

— Я знаю. Персы увезли его в Сузы. Пытали и потом казнили.

— За связь с тобой, Филипп.

— За связь со мною!.. Я царь в своем царстве. Он был царем в своем царстве. Все царства так или иначе общаются между собой!

— Но его обвинили в том, что он вместе с тобой составил заговор против Персии.

Филипп возмущенно пожал плечами:

— О чем ты говоришь? Я не знаю ни о каком заговоре!

Аристотель внимательно поглядел на него. Единственный глаз Филиппа, голубой, как небо, светился искренним недоумением.

Но Аристотель видел, что Филипп откровенно обманывает его.

— Ну, как твоя склонность к философии? — снова переменил разговор Филипп. — Большую ли услугу оказала она тебе в жизни?

— Может быть, она-то и оказала мне самую большую услугу, — задумчиво ответил Аристотель. — Эта наука помогает думать, размышлять, наблюдать… Чему же ты хочешь, чтобы я учил твоего сына?

— Всему, что знаешь сам. А главное — воспитай его настоящим эллином.

— Но как же иначе, Филипп? Эллины остаются эллинами. А варвары — варварами. И забывать этого нельзя.

— Вот что еще меня очень сильно интересует, — сказал Филипп, — как ты смотришь на устройство государства? Может быть, ты демократ, Аристотель?

— Я думаю, Филипп, — осторожно ответил Аристотель, — что самое лучшее устройство государства — это небольшой полис: то есть государство-город, в котором первое место принадлежит средним слоям населения — ни очень богатым, ни очень бедным. Ведь хорошее государство больше всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны и одинаковы…

— Значит, ты считаешь монархию противоестественным политическим строем?

Филипп напряженно ждал ответа.

— Я считаю, что монархия — это нормальный строй, — уклончиво сказал Аристотель, — ненормальным строем я считаю тиранию. Тирания — это строй противоестественный. Ведь тиран должен все время следить за своими подданными — чем они занимаются, о чем говорят… Ему приходится возбуждать среди своих подданных взаимную вражду, чтобы эта вражда не обратилась против него самого. Тиран разоряет своих подданных, чтобы содержать для себя охрану да и чтобы народ, занятый заботами о повседневном пропитании, не имел досуга замышлять заговоры против своего правителя.

— Я рад, что ты не порицаешь монархию. Чем была Македония до меня? Чем бы она была, если бы у нее не было такого царя, как я? Сейчас по военному могуществу кто сравнится с моим государством?

— Это так, Филипп. Но если государство обращает внимание лишь на подготовку своих военных сил, то оно держится, пока ведет войны, и гибнет, лишь достигнет господства: во время мира такие государства теряют свой закал, подобно стали. Подумай об этом.

Филипп задумался.

— Решим так, Аристотель, — сказал он потом, — обучай моего сына разным наукам — как царя. Но муштруй его — как простолюдина. А управлять государством я научу его сам.