Сын Зевса

Теперь Александру только закрепить свою гегемонию в войне против персов, — для этого он и созывает конгресс в Коринфе. Полный нетерпения, лишь уладив дела с Афинами, Александр двинулся с войском в Коринф.

В Коринф собралось много народа. От всех эллинских государств прибыли послы. От всех, кроме Спарты. Спартанцы, как всегда, подчинялись только своим законам.

— Мы не пойдем за чужим полководцем. Мы сами вожди и полководцы. Так нам завещано отцами. И так будет всегда.

На конгресс явился Демий, ученик Платона. Его прислали эллины, живущие на азиатском берегу. Демий горячо убеждал собрание поскорее начать войну против персов, потому что эллинам в Азии живется очень тяжело.

Были здесь и посланники острова Лесбоса, на котором правили друзья персов.

— Эллины там несчастны. Они обречены на погибель!

При большом стечении народа, в присутствии представителей всех государств Эллады, кроме Спарты, был возобновлен союз Эллады и Македонии. Формулу союза скрепили клятвой. Александра провозгласили полновластным стратегом, гегемоном союзных войск.

После конгресса начались пиры и праздники. В Коринф со всех сторон Эллады собрались художники, скульпторы, философы, ораторы… Все они окружали Александра.

— Ученик Аристотеля!

— Победитель при Херонее!

Они ловили каждое слово молодого царя, добивались хотя бы одного его взгляда…

Александр знал, что в Коринфе, где-то в предместье города, живет философ Диоген.

— Здесь ли он сейчас?

— Нет. Он, как всегда, в своем пифосе!

— Диоген не захотел явиться ко мне. Тогда я сам отправлюсь к Диогену!

И царь, окруженный роскошной свитой, отправился повидаться с философом.

В предместье города Карнее, на палестре, Александр увидел огромный, как амбар, поваленный набок и врытый в землю пифос. Возле этого пифоса лежал и грелся на солнце Диоген. Александр поздоровался с ним, тот ответил, не обернувшись. Царь с любопытством смотрел на этого человека, свободного от всех человеческих желаний. Ни богатства, ни славы, ни завоеваний — ему ничего не нужно. Вот он лежит на своем драном плаще — лысый, с косматой неопрятной бородой, прямые пряди нечесаных волос торчат клоками. Увидев перед собой роскошно одетых людей, Диоген лишь слегка повернул к ним свое угрюмое горбоносое лицо.

— Я — царь Александр, — сказал Александр.

— Я — киник[42] Диоген, — ответил Диоген.

— Я слышал, что вы, киники, отрицаете все, — сказал Александр, — и даже богов. Правда ли?

— Боги или не нужны, или вредны, — ответил Диоген.

— А государство? Родина?

— Для меня родина — весь мир.

— Но почему не хочешь ты жить, как все, — в хорошем доме, приобретать богатство, наслаждаться искусством?

— Мне хорошо и в моем пифосе.

— Ну, а где же у тебя семья?

— А на что мне семья?

— Наступит зима, холод. У тебя нет даже очага. Где же ты согреешься?

— Укроюсь одеялом.

Александр, заглянув в широкую горловину пифоса, увидел там старое, в дырах, домотканое одеяло.

— Мы, киники, сильнее природы, — сказал Диоген. — У нас нет желаний, и в этом наше благо. Ничто не может доставить нам горести. Ничего не имея, мы ничего не теряем.

— Диоген, не могу ли я что-нибудь сделать для тебя? — помолчав, спросил Александр.

— Можешь, — ответил Диоген. — Посторонись немного и не заслоняй мне солнце.

Александр засмеялся и отошел.

— Клянусь Зевсом, — сказал он, — если бы я не был Александром, я желал бы быть Диогеном!

Кончились совещания. Кончились праздники. Теперь можно было вернуться домой и готовиться к походу в Азию. Все свершилось так, как хотел Александр.

Снова препятствия

Нет, не кончились заботы и неприятности.

Едва он вступил во дворец, едва успел, сбросив плащ, согреть руки у пылающего очага, как Олимпиада прислала за ним, требуя, чтобы он пришел немедленно. Александр и сам пришел бы узнать, как она живет и здорова ли, Он только сначала хотел вымыться после дороги.

Но мать требовала его сейчас.

Он вошел в гинекей с неясным предчувствием какой-то беды. Что-то случилось…

— Александр! — Мать встретила его объятиями, глаза у нее светились от счастья, что сын ее благополучно вернулся, что он у нее такой умный, такой талантливый и такой красивый! Все сделал: успокоил Фессалию, примирился с Элладой и взял в свои руки гегемонию! Он ее опора, ее защита!

Александр глядел на нее ласково, с улыбкой. Он глядел на нее, как смотрит сильный на слабого, — с нежностью и жалостью. Конечно, он ее защита. Александр знал, что у матери много врагов, что многие ее тайно ненавидят… Что поделать, его мать излишне жестока. Но она его мать и самый близкий, родной ему человек. Ей одной он может довериться до конца. А кому еще так поверишь, если даже отец, его родной отец, изменил ему!

— Так что же случилось?

— Я не хотела, чтобы ты узнал это от других, Александр.

— Что случилось?

— Клеопатра умерла.

— Что?

— Она умерла.

Александр заглянул в черные глаза Олимпиады, в которых горел глубокий зловещий огонь.

— Ты убила ее?

— Она повесилась.

Александр гневно нахмурился. На лице и на груди у него выступили красные пятна.

— Ты заставила?

Олимпиада гордо подняла голову.

— Да, я.