Сын звёздного человека

Форс остудил воду до терпимой температуры, а затем вылил больше половины в рваную рану в коже и мышцах. Он сунул дрожавшие пальцы в оставшуюся в кастрюльке воду и продержал там с минуту, прежде чем открыть пакет с бинтами. Концом мягкого материала он обмыл ногу и осторожно обтер рану. Затем он намазал на него немного неразогретой пасты и туго прибинтовал к ране пластырь. Кровотечение почти прекратилось, но рана горела, как в огне, почти до кости, так что в глазах у Форса потемнело. Он действовал по инструкциям, которые вдалбливали в него со времен его первой же охотничьей экспедиции.

Наконец, он затушил костер и тихо лег. Люра вытянулась рядом с ним и положила свою бархатную лапу ему на руку. Она утешающе замурлыкала, и ласкаясь, несколько раз лизнула его своим шершавым языком. Жжение в ноге ослабло, а может быть, боль становилась для него привычной. Он уставился на небо. Его расчерчивали широкие розово-золотистые полосы, должно быть, скоро наступит закат. Надо найти укрытие. Но двигаться было трудно, а нога так одеревенела, что даже когда он встал и начал подтягиваться вперед, цепляясь за кусты, то передвигался очень медленно.

Люра спустилась вниз по склону, и он поковылял за ней, радуясь, что большую часть склона покрывала только трава. Она направилась к ферме, но он не окликнул ее: Люра искала для них укрытие, и она найдет его, если оно существует.

Она привела его к самому крепкому дому, который они видели с тех пор, как покинули Айри, – однокомнатному зданию с каменными стенами. Форс понятия не имел, чего оно построено. Но там была только одна дверь, никаких окон, а часть крыши еще была на месте. Здание служило неплохим укрытием, и его легко можно было защитить.

Мелкие хищники уже занялись трупами свиней, а с наступлением темноты запах крови привлечет и более грозных хищников. Он не забыл о драках над трупами коровы и теленка. Поэтому Форс соорудил из камней перед дверью нечто вроде баррикады и решил развести костер. Стены укроют его от всех, кроме птиц.

Форс поел сушеного зерна из своих припасов. Люра перепрыгнула через баррикаду и пошла охотиться для себя, рыская в сумраке позднего вечера.

Форс подкладывал топливо в свой маленький костерок и пристально вглядывался в сгущавшуюся темноту. Над раскидистыми ветвями древних садовых деревьев пляшущими искорками роились светлячки. Он наблюдал за ними, прихлебывая воду из фляги. Боль в ноге теперь стала пульсирующей, она ударяла ему в голову и затихала где-то в макушке – тук-тук-тук...

Затем Форс внезапно сообразил, что этот постоянный ритм порожден не болью и лихорадкой. Это был настоящий звук, раздававшийся в ночном воздухе, низкие, хорошо слышимые размеренные ноты, не имевшие ни малейшего сходства со всеми слышанными им ранее естественными звуками. Что-то в нем было похоже на странную тихую песню того рыбака. Если что-то похожее на ту песню выстукивалось сейчас на барабане...

Форс рывком поднялся на ноги. Лук и меч были под рукой. Ночь, которая для него никогда не была такой темной, как для других, была мирной и пустынной за исключением этого отдаленного сигнала. Затем он стих, внезапно, почти на середине ноты, как будто навсегда. Он понял, что не услышит его вновь. Но что это могло означать?

Звук был хорошо слышен в этих Нижних Землях – даже если у других слушателей не было остроты слуха Форса. Посланное с помощью такого барабана сообщение могло быть услышано за много миль.

Ногти Форса впились в ладони. Снова послышался звук, доносившийся издалека с юга, – настолько слабый, что он мог быть всего лишь порождением его воображения.

Но он не верил в это. Барабанщик получил ответ. Форс отсчитывал секунды себе под нос – пять, десять, пятнадцать, а затем снова тишина. Он попытался обдумать свои впечатления об этом рыбаке – и снова пришел к тому же выводу. Тот не был уроженцем Нижних Земель, и это означало, что он, вероятно, был разведчиком, изыскателем с юга. Кто или что сейчас двигалось в эти земли?

Глава 4. ЧЕТЫРЕ НОГИ ЛУЧШЕ ДВУХ

Еще до рассвета пошел дождь, непрерывная, постоянная морось, которая могла продлиться не один час. Рана Форса затянулась, и он постарался переползти в угол хижины, где проломленная крыша все еще давала некоторую защиту. Люра прижалась к нему, и тепло ее мохнатого тела было единственным удобством. Но Форс не мог больше провалиться в тот беспокойный, с обрывочными сновидениями сон, в котором он находился большую часть ночи.

Покой ему отравляла мысль о предстоящем дневном путешествии. Долгая ходьба вновь открыла бы его рану, и он думал, что у него было несколько приступов лихорадки. И все же он должен был найти пищу и лучшее убежище. И тот барабанный бой... Он не был в состоянии драться, и поэтому хотел убраться отсюда – и побыстрее.