Пашка сжался, ожидая, что в следующий момент кулак с пушечной быстротой полетит к его лицу, но этого не произошло. Отец титаническим усилием воли взял себя в руки.
– Паша, говори уже, ладно?
Пашка послушно кивнул, глубоко вздохнул и выпалил:
– А что, если девочка не согласится, что тогда?!
Андрея Семёновича будто ударили под дых. Его лицо покраснело, губы зашлёпали, не издавая ни звука. Он с шумом выдохнул через сжатые зубы и, воровато оглядываясь, схватил Пашку за плечо и поволок к гаражу. Тот понял, что за заданный вопрос его, очевидно, ожидает взбучка, но не сопротивлялся.
Однако, бить сына Андрей Семёнович не стал. Втолкнув того затхлую прохладу покосившегося сарайчика, он наклонился к самому лицу умственно отсталого и зашептал, дыша ему в лицо перегаром:
– Пашка, ты чего, совсем тронулся? Я же тебе говорил, про «игрушки-развлекушки» ни слова на улице. А то нас в тюрьму обоих определят. Помнишь, что в тюрьме бывает?
Пашка помнил. Вздрогнув всем телом, он быстро-быстро закивал головой.
– Ну, так чего ты тогда?
– Я просто думал… – Пашка заговорил медленно тихо, но вспомнил, что это всегда бесило его отца, и продолжил быстрее и громче: – Я думал, что про жену-то можно…
Ярость вспыхнула быстро, словно разорвалась бомба. Андрей Семёнович даже дёрнулся, занося руку для удара, но не успел – злость на глупость сына смыло волной горькой и острой нежности. Мужчина положил руку на плечо своему отпрыску, отчего тот вздрогнул, и проговорил тихо и ласково:
– Ну, она же не твоя жена ещё, правда?
Пашка грустно кивнул, и Андрей Семёнович продолжил:
– И ты не переживай. Она согласится. Я тебе обещаю.
Пашка немного повеселел, услышав последнюю фразу. Он знал, что его отец не разбрасывается обещаниями попусту.
– А теперь беги, нам завтра по делам ехать нужно будет, а машина плохо работает.
– Тебе помочь? – заулыбавшись, спросил Пашка. На мгновение Андрей Семёнович увидел его таким, каким тот являлся, когда его мозг прекратил развиваться: наивным шестилетним мальчуганом, улыбчивым и добрым. Глаза мужчины защипало, и он несколько раз торопливо моргнул, чтобы прогнать неприятное ощущение.
– Нет, я справлюсь. Иди, я не знаю… Поиграй в доме.
Развернувшись, Пашка умчался в свою комнату, громко топая и вихляя всем телом, а мужчина снова ощутил острую тоску. Много лет назад его сын действительно взялся бы за игрушки. Сейчас, скорее всего, устроится на кровати и будет мастурбировать, фантазируя о запертой в погребе девушке.
– Ну, ничего… – Андрей Семёнович быстро потёрся лицом о предплечье. – Ничего. Девчонка это всё исправит, всё будет хорошо…
36.
Почти сутки прошли с той поры, как Катины родственницы забили тревогу. Долгий летний день катился к вечеру. Наступило время ужина и, хотя ни Марина, ни Света голода не ощущали, за стол они уселись. Чтобы напомнить себе и друг другу, что они всё ещё семья.
Марина, по-прежнему обиженная на младшую сестру, заново переживала произошедшее между ней и Андреем Семёновичем. Неужто и правда промелькнуло нечто, чего раньше у неё ни с кем не бывало? Неужели такой видный мужчина обратил на неё внимание? Неужели? Неужели?..
А Света не начинала разговор потому, что думала о другом. В её голове билась одна простая мысль: вторая ночь. Наступала вторая ночь, которую её дочь должна провести в лесу. Сможет ли она согреться? Сумеет ли забраться на дерево в случае опасности? Не ранена ли она? Ест ли хоть что-то? Не замерзает ли она?.. Тысячи вопросов, один страшнее другого. И самым ужасным среди всех этой массы существовал один, который Света старательно гнала от себя, но никак не могла избавиться от него: не виновата ли она сама в Катиной пропаже? Тем или иным образом…
Такими, закрывшимися в собственных маленьких мирках, их и застал участковый, заглянувший проведать переживающую несчастье семью. Дверь открыла Марина, быстро и почти грациозно вскочив со своего места за столом, едва заслышав стук. Уж в чём, а в умении изображать хорошую мину при посторонних, как бы плохо ни шли дела, ей отказать было никак нельзя.
– Проходите, Валентин Георгиевич! – громко произнесла она, хватая полицейского за локоть, словно боясь, что тот убежит. – Будете ужинать? На службе-то, наверное, не успели, да?
Слегка опешив от такого напора, которого совсем не ожидал от убитых горем людей, он осторожно освободил руку и отказался от еды. За стол, впрочем, присел, пододвинув табуретку от входной двери. Форменная фуражка со стуком упала на грязную клеёнку, привычно брошенная на стол. Долгое время полицейский молчал, не зная, с чего начать разговор. Молчали и женщины, медленно возвращаясь к реальности.
– Заходили к вам? Ну, из участка? – произнёс, наконец, Валентин Георгиевич.
– Заходили, – ответила Марина коротко. – Рано утром сегодня. Ты как не в курсе-то оказался? Светку же возил к лесу?
Она не собиралась грубить полицейскому, но чувствовала, что тот непонятным образом раздражает её. После небольшой паузы женщина продолжила:
– Вы с новостями какими, Валентин Георгич? Или так, проведать?