— Мы ничего об этом не знаем. Брат наш стал теперь славным полководцем, и он не потерпит таких речей, которые порочат его честь.
Но Лотос, услыша это, рассмеялась и, сплюнув на черепичный пол, закричала:
— Ох, вы, мужчины, все вы носитесь со своей честью, да нам-то, женщинам, известно, какая она у вас ненадежная!
И она прислушалась, смеется ли Кукушка, и окликнула ее: «А, Кукушка?», и Кукушка, которая всегда была неподалеку от госпожи, начала вторить ей дребезжащим и визгливым смехом, довольная тем, что эти немолодые уже люди, почтенные и уважаемые в своем кругу, приведены в такое смущение. Братья же поторопились уйти, чтобы отдать слугам распоряжения обо всем, что следовало сделать.
Когда все было готово, приехал Ван Тигр со своими домашними и занял на эти дни тот двор, где жил его отец. Теперь этот двор казался ему пустым, и он не чувствовал в нем ничьего присутствия, кроме своего и сыновнего; теперь он мог забыть, что прежде здесь кто-то жил, кроме него и его сына.
Потом наступил праздник для всего дома, праздник весны, и все отложили на это время всякие раздоры; даже невестки, жены старших братьев, встречаясь на семейных сборищах, держались друг с другом достойно и учтиво. Все делалось по заведенному обычаю, как и должно было делаться, и сыновьям в это время следовало выполнить некоторые обряды в память отца.
Случилось так, что рождение Ван Луна приходилось за два дня до праздника. Где бы он ни был, в этот день ему должно было исполниться девяносто лет, и сыновья его решили выполнить сыновний долг до конца, раз уже собрались все вместе, и Ван Тигр охотно на это согласился, так как теперь, когда у него родился сын, гнев его на отца прошел сам собой, и он был готов, и даже рад, занять свое место в ряду поколений, в ряду отцов и сыновей.
И потому в день рождения Ван Луна сыновья его пригласили много гостей и приготовили большой пир, такой пир, какой они устроили бы, если б отец был все еще с ними, и было много веселья и поздравлений, и на стол подавали все блюда, какие следует подавать в день рождения. А табличку Ван Луна тоже принесли туда и, кланяясь ей, воздавали почет Ван Луну в день его рождения.
В тот же день Ван Помещик нанял священников; он не пожалел денег, и каждый из сыновей внес свою долю, и священники пели свои молитвы, вымаливая духу Ван Луна покой и радость в тех счастливых дворах, где он теперь находился, и убрали зал священными изображениями и знаками, и целые полдня во дворах раздавались, то повышаясь, то понижаясь, их протяжное пение и глухой, дробный стук деревянных палочек по деревянным барабанам.
Все это делалось сыновьями Ван Луна в его память. А сверх того, все они со своими женами и детьми отправились на могилы предков, и сыновья Ван Луна позаботились о том, чтобы каждую могилу привели в порядок, выравняли и насыпали над ней высокий холм свежей земли. На вершину каждого могильного холма положили комок земли и этим комком притиснули сверху белую бумагу, искусно нарезанную тонкими полосами и развевавшуюся на мягком весеннем ветру. И сыновья Ван Луна, став перед могилой, поклонились в землю, зажгли курения и заставили своих сыновей поклониться, и больше всех гордился Ван Тигр, когда взял своего светлолицего сына и наклонил головку ребенка; теперь он был связан с предками и с братьями через этого ребенка, через своего сына.
Возвращаясь домой, они видели, что везде, где были могилы отцов и дедов, сыновья делали то же, что сделали они для Ван Луна, потому что это был день поминок. Тогда Ван Помещик, растрогавшись больше обыкновенного, сказал:
— Давайте приходить сюда чаще, чем в прошлые годы: ведь еще десять лет, и отцу нашему исполнится сто лет, а тогда он родится снова в другом воплощении, и мы не сможем больше праздновать день его рождения, потому что об этом новом рождении мы ничего не будем знать.
И Ван Тигр, гордый своим отцовством, сказал:
— Да, мы должны делать для него то же, что сыновья наши будут делать для нас, когда мы уйдем туда же, куда ушел он.
Они шли домой в торжественном молчании, и каждый из них сильнее чувствовал родственную связь со всеми другими, чем это бывало обычно.
После того, как все обряды были выполнены, началось праздничное веселье; к вечеру этого дня воздух стал неожиданно теплым и мягким, и тонкий серп молодого месяца повис в небе, чистый и светлый, как янтарь. В этот вечер все они собрались в том дворе, где жила Лотос, потому что днем она вдруг начала жаловаться и говорила:
— Они меня забыли на старости лет, никогда ко мне не приходят и даже не считают меня за свою!