Сыновья

Подобны уродливой, бесформенной массе
В трубке стеклодува
Мы, и из нас не знает никто,
Чем он станет.
Выдох стеклодува делает из нас:
Порою малое, игрушечно милое,
Порою приятное взгляду, порою отвратное,
Порою большое и емкое, удобное к употреблению,
Порою же грубое и неуклюжее.
Так созидается наша судьба,
Мир чисел и дат вокруг нас.

Но не всегда стеклодуву

Форма бывает
Покорна. Часто масса
Выдувается так, что она
Лопается, обжигая лицо стеклодува.

Значит, есть граница

У мира чисел и дат,
Над ними есть
Неисследимое – великий разум,
Имя которому: Ягве.

Высокий пример, когда внезапно

Из песка, из неприглядной смеси,
Расчисленный, но никогда
Не подчиненный расчету,
Взблеснет многоцветный великий блеск,
Радуя мастера и каждого зрителя.

Но чем же был прежде

Великий блеск?
Крупинкой песка, ничтожной
Частичкой массы, тупой, неприглядной.

Собой не гордись потому,

Все блестящее. Помни о том,
Чем ты было, – крупицей песка
И больше ничем, и никто
Предвидеть не мог того блеска, который
Из нее возблистал, и никто не предвидел
Из нее воссиявшую милость.

И потому, во-вторых, пусть ни одна из песчинок

На теряет надежды. Именно ей,
Может быть, суждено
Когда-нибудь проблистать.

И потому, в-третьих, гордым не будь,

Мастер. Он дует и дует вновь
В сырую массу через трубку.
По зависит не от него,
Удастся ли форма ему:
У одного – отчего, он не знает – испорчено
Пузырями стекло, и напрасен
Был его груд. Но для другого
Светится – отчего, он не знает – милость; круглится
Прекрасно, как и хотел он, шар,
И стекло у него благородно
Мерцает и светится изнутри.

В конце августа Иосиф уехал на несколько дней в Кампанью, чтобы спастись от невыносимой городской жары, но в это время его известили, что постройка синагоги его имени значительно подвинулась и что туда можно перенести вывезенные из Иерусалима свитки торы.

Иосиф вернулся в Рим. Вместе с доктором Лицинием осмотрел молельню. Высокий белый четырехугольник здания гармонировал с окружающими домами и все же производил странное впечатление; дома вокруг него теснились друг к другу, ибо земля здесь была очень дорога, а здание строящейся синагоги гордо стояло среди пустого пространства, наискосок от улицы, ибо оно было так повернуто, чтобы молящиеся стояли лицом к востоку, к Иерусалиму.

Архитектор Зенон водил гостей. Подземный сводчатый зал, у восточной стены которого стоял большой шкаф, предназначенный для семидесяти свитков, был прохладен, сквозь многочисленные люки падал свет, подвал казался спокойным и в то же время полным тайны.