Сыновья

— …Поэтому я, хотя и старший, счел своим долгом сделать первый шаг к примирению. Я никогда не был социал-демократом, я истинный немец, чиновник, для которого служба — содержание жизни и который — извините за откровенность — не был причастен к политической шумихе и не очень высоко ее ценил. До сих пор социал-демократ был для меня чем-то средним между лодырем и преступником. Теперь я знаю — мы ведь ежедневно в этом убеждаемся, — что среди социал-демократов есть почтенные, порядочные и приятные люди. Подонки, которые прежде шли к ним в партию, теперь, к счастью, отхлынули к спартаковцам. Да, господа, как бывший верноподданный кайзера и кайзеровский чиновник, как убежденный консерватор, я открыто и честно признаю, что с величайшим уважением отношусь к умеренным благоразумным социал-демократам! Я с восхищением слежу за тем, как мужественно они борются с неразумием масс. Для меня это полная неожиданность! Поэтому мне не трудно в знак примирения протянуть руку моему брату Карлу — социал-демократу…

— Великолепно сказано, господин инспектор! — восторженно воскликнул Папке.

— Честные, мужественные слова! — подтвердил Хинрих. — Если бы все могли подняться до такой высоты взглядов!

— Дядя Матиас! Какой же ты оратор! — крикнула Алиса через стол. — Ты нас просто обворожил!

Карл Брентен встал молча, с задумчивым видом, и постучал о свой бокал.

— Тш!.. Тише!.. Карл будет говорить!

— Благодарю за любезные слова. Не сомневаюсь в их искренности, но кое-что не могу оставить без ответа. Мы, независимые социал-демократы…

— Карл, прошу тебя, заклинаю, забудь на час политику. — Папке с умоляющим видом воздел обе руки.

— Правильно! — подхватили дамы. — От нее только ссора да свара!

«Твердолобые идиоты! — Карл побагровел. — Политическую брехню моего братца вы готовы слушать, развесив уши, а мне, которого вы превозносите до небес за ум и проницательность, нельзя и слова вымолвить о политике!»

«Но, — размышлял он, — в политике это дети». Если он возмутится, они сочтут это за слабость. Поэтому он только улыбнулся с видом превосходства и даже слегка презрительно:

— Все же, я должен сказать во избежание недоразумений: к старым социал-демократам я себя не причисляю. Нет! Правда, я не…

— Карл, — перебил его еще раз Папке, закатывая глаза. — Ну, я прошу, я молю, я заклинаю тебя, от всего сердца прошу… Пойми же, что твои слова неуместны в таком обществе. Пойми же!

— Да, это верно!.. Право же, Карл!..

— Но, черт возьми, ведь должен же я вам сказать, к кому примыкаю, иначе вы вобьете себе в голову что-нибудь… совершенно несообразное. Не считайте меня социал-демократом старого пошиба. Я принадлежу к независимой социал-демократии, которая была против войны и против политики классового мира. И если…

— Да здравствует… Да здравствует независимая социал-демократия!

Это крикнул вконец захмелевший Арнольд Штримель. Он поднялся, но бокал выпал у него из рук и разлетелся вдребезги.

Раздался взрыв неудержимого хохота. Трудно было сказать, над чем так потешались гости — над возгласом ли Арнольда или над его неловкостью. Так или иначе, все встали, подняли бокалы и чокнулись.

В том числе и Карл Брентен. Ведь пили за его партию!

VI

Наступил уже рассвет второго дня нового года, когда веселая компания стала наконец расходиться. Арнольд Штримель так накачался, что Алисе и Штамеру пришлось взять его на буксир. Трезвее других были Пауль Папке и Матиас Брентен.

В передней Папке отвел Карла в сторону и зашептал ему на ухо:

— Карл, у меня к тебе срочное дело. Хорошо бы нам повидаться, да поскорее. Хотя бы завтра. Дело политического свойства.

— Политического? — Карл насторожился.

— Да, да, и очень важное. В двух словах… Гм! Понимаешь, директор правления у нас махровый реакционер. Этакий ядовитый гад — ты и не представляешь себе! Недавно он сказал…

— Из-звини, что за д-директор правления?

— Конечно, у нас, в Городском театре! Гнусный демагог!

— И что же?

— И что же? — передразнил Папке. — Надо его выкурить. Пусть катится на все четыре стороны! Теперь такому в театре не место! И я думаю… Ну, если бы ты засвидетельствовал, что я старый, еще довоенный социал-демократ — ну, и так далее, — тогда мы могли бы спихнуть этого реакционера и…

— И тебя на его место?

— Может быть! А почему бы и нет? Лучше посадить надежного человека, чем держать такого субъекта… Такого ура-патриота!

Брентен вдруг почувствовал, что его поташнивает, но он сказал:

— По мне, пусть так.

— Отлично! Значит, решено? Я забегу завтра… Покойной ночи, милая, очаровательная фрау Брентен! Божественный был вечер!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

I