Сыновья

— Что поделаешь? Мне в колхоз возвращаться одному нельзя. Слово дал — привезу. — Он потянул колхозницу за собой, и Анна Михайловна слышала, как торопливо зашептал: — Дом новый, пречудесный, корова припасена. С новотелу по двадцать литров доит… Овцы, поросенок… и тыщу трудодней в придачу… Идешь?

— Нашел место балаганить, — сердито ответила колхозница, возвращаясь к Анне Михайловне. — Не к лицу такие шутки старому.

— Ста-арый? — жених вытаращил глаза и от удивления даже руками всплеснул. — Клевета! Прошлый год капитально отремонтировали.

Анна Михайловна и знакомая ее невольно расхохотались.

— Отремонтировали? Те-бя?

Старикашка живо смекнул, какое произошло недоразумение, и рассмеялся громче их, показывая розовые, как у младенца, десны.

— Льнозавод? Льнозавод! — выкрикнул он сквозь смех. — Пречудесно! Сватаю директором.

— А я перепугалась, думала…

— Верное дело, соглашайся скорей, — перебил он колхозницу. И, совсем как сват, принялся расхваливать свой колхоз: — И мужу и ребятам, как подрастут, должности хорошие дадим. У нас народу мало, а славы хоть отбавляй… Оттого и беда с льнозаводом приключилась. Выдвинули спервоначалу девчонку. А она — рекорд и в академию. Назначили парнишку, а он — два рекорда и комбинатом в Москве теперь заворачивает. Старуху нашли завалящую. Радуемся: кончились наши муки, надолго хватит директора, никто не позарится… Куда там! Загремела, как молоденькая. Мигнуть не успели — в соседний колхоз пречудесно выскочила, бригадиром там… Всех здесь обславил. Занятой народ. Одна надежда на тебя… По рукам?

— Спасибо, — поблагодарила смоленская колхозница. — Меня вчера в Тимирязевку приняли.

— Пречудесно… пречудесно, — забормотал старикашка и налетел на Анну Михайловну:

— Стой, а ты?

— И не сватай, своим колхозом довольна, — сказала она, жалея веселого старикашку.

Он постоял, огорченно крутя головой и наглаживая пушистые усы.

— Видать, судьба, Петрович. Не возвращаться тебе домой… Дорога заказана.

— Напротив, — попробовала ободрить смоленская колхозница. — Поезжайте и сами командуйте льнозаводом.

— Откомандовал, — вздохнул старикашка.

Анна Михайловна понимающе усмехнулась:

— Рекорд?

— Три, — старикашка развел руками. — И сам не знаю, как получилось. Не хотел, а вышло… Теперь Михаил Иваныч на службу к себе пригласил. Неудобно отказать знакомому, — горделиво объяснил он и засеменил прочь, сам с собой рассуждая: — Де-ла! Не минешь в район либо в область кланяться. Авось найдут человека, которого наша слава от нас не оторвет…

XXI

Ночью в гостинице Анна Михайловна долго не могла уснуть. В номере было непривычно светло от уличного освещения. Тревожили приглушенные звонки трамваев, редкие, но басистые гудки автомобилей и непонятные шорохи за стеной. Город, видать, никогда весь не спал по ночам, какая-то часть его бодрствовала.

Ворочаясь, Анна Михайловна заскрипела пружиной матраса.

— Не спишь? — окликнула ее смоленская знакомая.

Анна Михайловна вздохнула:

— Не спится… Устала, а глаза не закрываются, хоть ниткой веки зашивай… Я все думаю, какая ты молодчина.

— Почему молодчина?

— По всему. Вот с речью выступила… как заправдашный оратор… И с Калининым разговаривала, со Сталиным. А я не смею.

— А ты попроси слова и поговори… или в перерыв подойди.

— Ой, что ты! — Анна Михайловна испугалась и даже закрылась с головой одеялом. Потом высунула нос, подумала. — Мне слова не сказать. На работе я не уступлю, а на слово робкая… Да и о чем беседовать, не знаю… Спи, спи, милая, беспокою я тебя своей болтовней… утро скоро, спи… — Она затихла, притворилась спящей, вскоре действительно уснула и спала так долго и крепко, что опоздала к завтраку.

В этот второй и последний день совещания Анна Михайловна видела, как распознаются люди.

На трибуне был директор треста по конопле, бритый, губастый и солидный такой мужчина. Дела у него в тресте, видать, шли неважно, но директор не хотел в этом признаться и, утирая платком красное потное лицо, захлебывался словами.

— Выкручиваешься, парень… Ну-ну, холку тебе сейчас натрут, — сказала себе Анна Михайловна.

— Этот прием для нас большое счастье, — тараторил директор, повышая голос до крика. — Это для нас колоссальная зарядка, и мы на долгие годы так себя зарядим, что еще не то сделаем.

— Зарядки много, а конопли мало, — сказали ему из президиума, и в зале долго не смолкал смех.

Директор торопливо налил себе из графина стакан воды и, жадно проглотив ее, стал сбивчиво объяснять, почему трест работает плохо. Он, директор, принял меры, своевременно сигнализировал, но…

— Неудобно идти через голову… Наркомзема, — пробормотал он, заикаясь.

— С каких это пор неудобно стало идти в Цека? — строго спросили его из президиума.

«Правильно, — мысленно одобрила Анна Михайловна. — Коли не ладится дело, иди и чистосердечно скажи, кто мешает… Может, ты сам себе мешаешь».

Выступали агрономы, специалисты из Всесоюзного научно-исследовательского института льна, и много нового открылось Анне Михайловне. Она записала некоторые советы агрономов себе в блокнот и решила применить их на своем участке.