Сыновья

— Они спросили, чего мы хотим. Я ответил: возвращения на Родину или встречи с представителями советского и афганского посольств.

— Ну и что они? — спросил Тамарин.

— Сказали, такому не бывать, и дали на размышление тридцать минут. Но я думаю, что они пока не откроют огня.

— Это почему же?

— Они боятся уничтожить склады. Если склады взорвутся, то это будет видно и слышно на десятки километров. А как списать убытки в миллионы долларов?

Тамарин грустно улыбнулся:

— Мне кажется, вы не совсем правы. Смотрите, — и он рукой указал вдаль, — кажется, начинают.

Мохаммад Наим посмотрел в бинокль. В сопровождении танков и бронетранспортеров к базе, расползаясь веером, двигались десятка три грузовиков с людьми. Он оторвался от бинокля и крикнул:

— К бою!

Передаваемая из уст в уста команда мгновенно облетела всех защитников базы. Мохаммад Наим приказал усилить наблюдение за подступами к базе на всех направлениях и спросил у Тамарина:

— Останемся здесь или пойдем на командный пункт?

Тамарин, не задумываясь, ответил:

— Товарищ полковник, — я буду со своим взводом, а вам, как руководителю, надо быть на командном пункте. Душманы наверняка будут атаковать со всех сторон. Если можно, то дайте нам связного, в случае необходимости мы пришлем его к вам.

Полковник кивнул головой и повернулся к подбежавшему офицеру. Тот, не поднимаясь на крышу, что-то сообщил.

Сейсейбаев тиха перевел:

— Он докладывает, что с других сторон пока не атакуют.

Полковник сказал «саис»- и повернулся к Тамарину.

— Пока они подходят только с этой стороны. Я побуду с вами.

Когда до базы оставалось метров пятьсот, машины остановились и люди начали быстро выпрыгивать. Все они были одеты в мусульманскую одежду: широкие шаровары, длинные навыпуск рубашки. Некоторые были в жилетах и пиджаках. Они быстро разворачивались в цепь и, очевидно, по команде двинулись к базе. Мохаммад Наим по цепочке приказал без команды не стрелять.

Грузовики, поднимая тучи пыли, развернулись и ушли в тыл.

— Так, ясно, — сказал Мохаммад Наим. — Первую атаку начинают душманы. Смотри, сколько их собрали, не менее тысячи. Пакистанцы, очевидно, потребовали, чтобы базу возвратили своими силами.

— Но танки пакистанские, — заметил Тамарин.

— Действительно. И артиллерию они свою выставили, могут и авиацию поднять.

В этот момент все девять танков, сопровождавших душманов, обогнали их цепи и, приблизившись метров на четыреста, стали грозно поводить стволами орудий.

— Ишь, ты, — улыбнулся полковник, — ближе боятся подходить, знают, что у нас гранатометы.

В этот момент из башни одного из танков вылезли двое пакистанских военных и, размахивая белым флагом, двинулись к дувалу. Душмацские цепи замерли на линии танков.

— Ну что, пойду снова на беседу. — Мохаммад Наим начал спускаться вниз.

Через минуту он уже подходил к воротам. Кто-то из советских ребят открыл ему калитку, и Мохаммад Наим не спеша направился к пакистанцам. Первым стоял полковник, за ним с белым флагом — сержант. Пакистанский полковник, не здороваясь, сразу же заговорил:

— Неужели не понимаете, что своим безрассудным шагом вы подписали себе смертный приговор?

— А вы, полковник, — резко ответил Мохаммад Наим, — разве не понимаете, что душманы, хозяйничая на территории суверенного государства, доставляют сюда иностранных граждан и без приговора обрекают их на смерть? Теперь же мы сами подпишем смертный приговор любому, кто попытается отнять у нас свободу.

— Чего вы хотите? — спросил пакистанец более спокойно.

— Одного: передать афганских военнопленных, которых незаконно содержите в тюрьме на этой базе, представителям афганского посольства, а советских военнопленных — представителям советского посольства.

— Но это же безумство! Вы что, не понимаете? Это невозможно.

— Тогда мы будем сражаться до последнего. А вам, полковник, советую передать своему правительству и президенту Зия-уль-Хаку, что наша кровь им не простится! И еще, как военный военному скажу вам, что вы зря губите этих людей. — Мохаммад Наим рукой показал на душманские цепи. — Вы же прекрасно знаете, что мы вооружены отлично, а вы их превращаете в обыкновенные мишени.

— А танки? А артиллерия? А авиация?

— Мы ничего не боимся и за свою свободу готовы умереть! А вы, я вижу, хотите показать, как пакистанская армия, ее офицеры и солдаты умеют героически сражаться за интересы убийц.

Пакистанский полковник негромко, возможно, чтобы не слышал сержант, пробормотал:

— Мне приказали из гуманных соображений передать вам ультиматум.

— Вы считаете, что загнать нас снова в подземелье, где нас не кормят, пытают, убивают, и есть гуманные соображения?

— Скажите, вы кто? — вдруг спросил пакистанский полковник и сочувственно посмотрел на руководителя восставших.

— Я. полковник афганской армии Мохаммад Наим.

— Где учились?

— Ив Советском Союзе, и в Афганистане.

— Я понимаю вас, но поймите и вы меня. Не я, так другой исполнит приказ.

— Исполняя приказы, господин полковник, надо помнить и о совести.

Мохаммад Наим, прощаясь, кивнул головой и повернул обратно. Он не видел, как пакистанский полковник, а вслед за ним и сержант отдали ему честь.