Сыновья

– Всех ни всех, но на своей Лиговке знаю. Он у нас один! – повернув голову, гордо ответил кучер. – К нему частенько едут люди со всей России. Уважают старика! Я его иногда подвозил в академию. А теперь редко ездит, и то в университет. Говорят, лекции читает студентам. Славный малый!

«Значит, академик жив-здоров, коль лекции читает», – обрадовался Иннокентий Киприянович, доставая деньги. Отдал полтинник. Лихач недоуменно посмотрел на щедрого седока.

– Такими деньгами разбрасываетесь, господин хороший? Возьмите сдачи! – полез он в деревянную шкатулку, пристроенную к облучку.

Иннокентий Киприянович махнул рукой.

– Оставьте! Я думаю, ещё не раз подвезёте. А полтинник – за весёлый нрав! Ямщик не должен быть букой.

Парень засмеялся и показал кнутом влево:

– Его парадный, слева! Дёрните за вожжу! Колокольчик заиграет.

Дождался, пока Сотников вошёл в подъезд, и только потом гикнул лошадям.

Гостя встретила в подъезде лет двадцати девушка, в клетчатом платье с отложным кружевным воротником.

– Добрый день, госпожа! – снял шапку Иннокентий Киприянович. – Здесь проживает Фёдор Богданович Шмидт?

– Здесь, а вы кто? – спросила горничная.

– Я… – замялся Сотников. – Я – сын Киприяна Михайловича из Дудинского. Меня Иннокентием зовут. Так и передайте академику. Из Дудинского. Он вспомнит.

– Поднимайтесь за мной. Сейчас я доложу! – сказала девушка и скрылась за массивной дверью из красного дерева. Через минуту в дверях показался Фёдор Богданович Шмидт. Придирчиво оглядел гостя:

– Стоп, стоп! Сейчас пороюсь в памяти. Сотников. У него сын Александр, черноволосый. А вы… А вы на Екатерину Даниловну. Вы – младший сын Сотниковых. Когда я был в Дудинском, то вас на свете не было. Но о вас мне говорила Мария Николаевна. Иннокентий, значит. Вылитая мама, только волосы пшеничные.

Хозяин протянул руку и крепко обнял, как старого знакомого.

– Проходи, Иннокентий! Снова я ощущаю дыхание Енисейского низовья. Как давно это было. Почти сорок лет прошло. А память сохранила все подробности того путешествия, лица, имена, события. Был я на залежах меди и угля. Читал, что Александр бункеровал суда правительственной экспедиции лейтенанта Добротворского. Похвально. Похвально. Значит, не зря мы с твоим отцом обследовали Норильские горы. За ними большое будущее, и оно уже яснеет. Раздевайся!

– Антонина! Приготовь-ка гостю баню. Пусть смоет дорожную суету.

– А не стесню я вас своим присутствием, Фёдор Богданович? – опустив глаза, спросил Иннокентий Киприянович.

– Иннокентий! Как не стыдно задавать такие вопросы? Слава Богу, покои позволяют и нам жить вольготно, и гостей принимать. Сколько понадобится, столько и живи.

– Мне извозчик по дороге рассказывал, у вас гости не выбывают, а тут и меня принесло.

– Пожалуй, да! Без гостей – не бываю. Да я привык и хорошо соседствую. Я будто снова путешествую по России, встречаясь с гостями. Сколько тысяч вёрст исходил я вот этими ногами и по тундре, и по тайге, и в пустыне. Теперь, правда, они болят от былых экспедиций. Ноют, крутят к непогоде. Я ложусь поздно и встаю рано. Службу в Академии завершил, а лекции в университете читаю дважды в неделю. Разрабатываю ряд проблем по естествознанию. Скучать не приходится. Тебя ждет отдельная комната: читай, пиши, спи, отдыхай, думай. Не буду тебе мешать.

Помывшись и пообедав, Иннокентий Киприянович постучал в кабинет академика.

– Не помешаю, Фёдор Богданович?

– Проходи, Кеша, проходи! Я жду на беседу.

Иннокентий сел на диван, поближе к столу, за которым работал учёный. Он отложил в сторону бумаги и поднял глаза на Иннокентия Киприяновича:

– Удивляюсь! Сашка – тот задиристый малый был и упрям, а ты какой-то мягкий, вроде, не купеческой закваски.

– Дак вот из-за его задиристости мы и пострадали! Он вёл себя с инородцами, как хан татарский. Хочу – казню, хочу – милую! У должников забирал всю пушнину и даже саночных оленей, бросая на произвол судьбы. А знаете, что для инородца олени?! И охота, и рыбалка, и кочевание. Никому не уступал ни копейки. Должников бил и тех, кто безропотно не повиновался. Вином инородцев спаивал. Причём беспатентным. Захмелеют, и начинаются драки, стрельба из ружей. Много людей погибло из-за вина. Старосты написали прошения Иркутскому генерал-губернатору. Начались следствия, суды. И меня замели одной и той же метёлкой вместе с братом. Ему сразу определили место ссылки – город Балаганск. А нас с его женой выдворили из Енисейского округа без права въезда на пять лет. К кому только не обращался, чтобы разобрались до конца по моему делу. Приходят одни отписки. Решил пойти на приём к Горемыкину. Он принимал постановление о моём выдворении.

– А постановление приняли персонально по тебе?

– Нет! Сразу по троим.