Сыновья

– Да в городе не работает толком ни одно предприятие, кроме железнодорожного узла, милиции да суда! – ответил Киприян. – На что живут люди – не знаю. И так уже два года. Как царь ушёл, так и пошла жизнь наперекосяк. Народу нужна власть. При безвластии он, как шкодливый ребёнок, лезет куда не следует. В городе грабежи, разбои, кражи, а убийства – чуть ли не каждую ночь. Иногда даже по выходным дням рассматриваем дела.

– Народ, что шкодливый, то шкодливый. Сколько ачинцы бузили против Колчака?

– Один раз! Как и Красноярск, и Бодайбо, и Иркутск! – ответил Киприян.

– Слепыми ачинцев не назовёшь! Они быстро поняли, колчаковская власть их не устраивает. Не стрельбы народ ждал после переворота, а свободы! А Александр Васильевич, мой кумир, как и красные совдепы, за каждый шаг в сторону к стенке ставит! Император Николай был гораздо мягче диктатора. А теперь о Потаповском! На станке много новых людей. Побывал в Ананьеве у дяди Иннокентия. Бабушка, тебе матушка писала, умерла. Поклонился её праху. Мать торгует с дядей Васей. Сложнее и сложнее товар закупать да в низовье отправлять. Обеднела Сибирь с такой властью. Николай Иванов работал в моей геологической партии рабочим. Я его тогда случайно из-под казачьих плетей выхватил. Забили бы мужика насмерть. Кричали: мы, мол, большевика поймали. Одыбался еле в больнице. Под чужим паспортом помог ему прошмыгнуть пароходом в Потаповское. Живёт там настороже. Боится колчаковской милиции. Они большевиков не жалуют.

В комнату вошла жена Киприяна с сыном Сашей.

Александр Сотников обнял Ангелину Михайловну:

– Ангелина! Тебя годы не берут! А красота ещё лишь только множится!

Потом протянул руку племяннику:

– Здравствуй, тёзка! Ты ростом выше Эрика! Богатырь будешь! – погладил по голове и вручил игрушечного всадника. – Ты из казачьего рода. А казак без лошади – не казак!

Сашок обрадовался, оглядел игрушку и сказал:

– Спасибо, дядя Саша! Но я не хочу быть казаком! Хочу быть судьёй, как папа!

– Папа тоже казак, но стал судьёй! Так и ты будешь судьёй из казаков! – засмеялся Александр.

Сидели за обеденным столом. Ангелина Михайловна подавала. Выпили самогону.

– А зачем, Александр, снова ринулся в армию? У тебя такие интересные дела завертелись в низовье, а ты опять зануздался портупеей. Занимался бы гидрографией. И России бы польза была. Хоть большевистской, хоть колчаковской. А армия? Её, считай, и нет у Колчака. Одни ошмётки остались. В Забайкалье Семёнов с японцами держится кое-как. Остальных большевики смели. А эсеров твоих и не слышно.

– Почему? В Иркутске их Политцентр действует. Наряду с большевиками. Ни те, ни другие не воспринимают диктатора. Колчак для них враг номер один. Вот они и дуют в одну дуду с ленинцами.

– Как же ты можешь поддерживать диктатора, если твоя партия против? – удивился Киприян.

– Я прежде всего военный! Служу под приказом. А вся чиновничья эсеровская дребедень любит отсидеться за чужими спинами. Я с лета восемнадцатого года выбыл из партии. А ты, как и Николай Иванов, в большевиках ходишь?

– Нет! Беспартийный! Я сочувствую большевикам и горжусь тем, что не влез ни в одну из партий. А то давно бы головы на плечах лишился, – ответил осторожный Киприян.

– Ладно, я ошибся! Что толку говорить о расколе России, когда мы, два брата, а мыслим по-разному. Я – за Колчака, ты – за большевиков. И вот так, наверное, весь народ русский живёт, будто с завязанными глазами. В голове колобродят туманные мысли. Но нет даже желания снять повязку и посмотреть, куда мы идём, – огорчился Александр.

Недалеко грохнул взрыв, а затем ещё несколько, послабее. Задребезжали стёкла. Киприян с Александром выскочили во двор. Над городом поднимались тучи дыма:

– Это в районе вокзала. Может, подпольщики состав взорвали! – предположил Киприян. – Здесь часто такое бывает.

Оделись. Александр простился с племянником и Ангелиной Михайловной.

– Мы съездим на вокзал! Посмотрим, что произошло, – предупредил жену Киприян и махнул извозчику.

– На вокзал!

На подъезде к вокзалу уже слышался запах гари. На снег, на крыши домов садилась чёрная копоть, похожая на тундровую мошку Составы, стоявшие рядом с взорванным поездом, отогнали на запасные пути. Томский эшелон лежал на боку.

– Наш завалили! – закричал Александр. – Там Сашка остался! Друг мой незабвенный!

Он кинулся к горящему составу, но оцепление не пропустило. Ещё рвались боеприпасы, летели осколки, трещали горящие вагоны. На привокзальной площади пожарные разматывали шланги с брандспойтами, расставляли вдоль полыхающего состава бочки с водой. Вокзал со стороны перрона зиял пустыми окнами. От эшелона уцелели паровоз и три вагона.

Когда сняли оцепление и пожарные подкатили бочки к кромке перрона, Александр с Киприяном кинулись туда, где стоял штабной вагон. Не доходя метров пяти, Александр поднял лежавшую на снегу портупею с кобурой и револьвером.