Сыновья

Мария Николаевна по-прежнему жила в Старой Дудинке. Десятки писем отправляла она Енисейскому губернатору, Иркутскому генерал-губернатору, министру внутренних дел России с просьбой о сокращении срока ссылки Збигневу и Сигизмунду. Иногда приходили удручающие ответы о «невозможности удовлетворения ваших ходатайств». Тянулись годы, двадцатипятилетний срок ссылки становился короче. Но никакая власть не шла на его уменьшение. И тогда она, посоветовавшись со Збигневом и Сигизмундом, поехала в Санкт-Петербург. По приезде в столицу пошла в Академию наук к Фёдору Богдановичу Шмидту. Он стал академиком, немного пополнел, но оставался по-прежнему подвижным и любопытным.

– Помню, помню низовье! Как там Дудинское, наверное, строится? А как мои друзья Сотниковы? Как Екатерина Даниловна, их сынок, кажется, Сашок? – задавал он Марии Николаевне массу вопросов. – Я сейчас чаю закажу.

Он нажал у стола кнопку звонка. Мигом явился лаборант.

– Чайку пару стаканчиков и два бутерброда! И чтобы меня не тревожили.

Молодой человек понятливо кивнул и молча вышел. Академик ходил вокруг стола:

– О! Сколько лет прошло? Пожалуй, пятнадцать! А кажется, всё было только вчера. Эх, время, время! Неудержимо летит.

Мария Николаевна рассказала, что произошло в низовье за эти годы: и о плавке меди, и о гибели Киприяна Михайловича с женой, и о своём замужестве.

У Фёдора Богдановича угас блеск радости в глазах:

– Рано ушли Сотниковы! Жаль, добрые были люди и надёжные в жизни. И всё-же я горд, что он своими руками добыл руду и выплавил медь. В своих академических записках я упомянул о медном и угольном месторождениях, о вашей первой черновой меди, об инициативном и энергичном Киприяне Михайловиче Сотникове. Царствие ему небесное! Хотя я и не верю в это. Я верю в разум человека. Разумный человек и есть мой Бог!

Они пили чай и вели разговоры о мамонтах, о выживании самоедов на Таймыре, о проходе парохода по Ледовому морю в устье Енисея.

– Вы, Фёдор Богданович, так хорошо информированы о наших делах, что, впору, мне вас слушать, а не вам меня! – поражалась Мария Николаевна.

– Читаем! Читаем газеты, специальные справки, отчёты. Но это бумага. Она не всегда честна. А послушать живого человека гораздо интереснее, чем читать мёртвые иероглифы, – оживился академик. – Завтра я вам покажу город. Но его лучше видеть летом, чем зимою. Зима у нас сырая. У вас она достойнее нашей. Я хоть и застал лишь апрель, но мне хватило, чтобы ощутить настоящую зиму. Но город я вам покажу. В нём есть своя зимняя прелесть. Вы где устроились?

– В гостинице, на Невском! Сняла удобный номер с окном прямо на проспект.

– Сейчас возьмём извозчика, заберём ваши вещи и поедем ко мне домой! Я живу недалеко от Исаакиевского собора. Здесь всё рядом: и Зимний, и памятник Петру, и Нева, и Петропавловка через реку. Вы так и не сказали, каким ветром вас сюда занесло.

– Я прибыла по очень важному делу. Я вышла замуж за политссыльного поляка. Он больше пятнадцати лет находится в Дудинском. Ему и его товарищу каторгу заменили двадцатипятилетней ссылкой за участие в Польском восстании. Столько направила прошений и ходатайств во все инстанции! Но ничего положительного не добилась. Вот решила приехать сама. По пути встретилась с Михаилом Фомичем Кривошапкиным и взяла у него поручительство за этих двух поляков. Он доктор наук. Вы академик. Пришла и у вас просить бумагу. Остальные справки у меня есть.

– Вы – мужественная женщина! Вы заслуживаете не только большого уважения, но и содействия в вашей благородной миссии. Я подготовлю моё поручительство и договорюсь о вашей аудиенции с министром внутренних дел, – заверил академик.

На завтра он взял извозчика. И они с Марией Николаевной посмотрели Исаакий, Зимний дворец, Мариинский театр, Аничков мост, памятник Петру, Гостиный двор, Таврический дворец и Адмиралтейство. Фёдор Богданович коротко рассказывал об истории каждого сооружения, об архитектурных стилях и их эпохах.

– Я сегодня столько узнала интересного о Санкт-Петербурге, сколько не смогла узнать за прошедшую жизнь! – восхищалась она. – Спасибо вам, Фёдор Богданович, за внимание ко мне. Я не знаю, сведёт ли судьба ещё раз с этим городом. Но я навсегда запомню эти памятники старины и вас, Фёдор Богданович!

– Да полно-те, полно-те, Мария Николаевна! Чтобы увидеть и немного понять нашу столицу, здесь надо побыть зимой и летом. Побродить не спеша по проспектам и паркам, посетить Петродворец, вдохнуть прохладу его фонтанов, полюбоваться разночинной одеждой петербуржцев и прокатиться на карете по мостовой, слушая мерный стук копыт, – мечтательно сказал академик. – Я сам, увы, не имею такой возможности везде побывать и всё увидеть. Служба требует полной отдачи, если не хочешь отстать от других. Да не могу я и время попусту тратить. Из всего стараюсь извлечь пользу. И с сегодняшней прогулки с вами. Завтра я обменяюсь записками с канцелярией министра внутренних дел и получу ответ о времени вашей встречи. – сказал Фёдор Богданович.

Вечером огорчённый Шмидт вернулся домой. Дёрнул колокольчик. Прислуга открыла дверь.