Сыновья

Вечерами около казначеев комитета по подготовке народного голосования выстраивались очереди сборщиков, сдававших свою «выручку» за минувший день.

Портовые рабочие Гамбурга показали достойный пример. Полтора месяца они бастовали, требуя повышения заработной платы на каких-нибудь несколько пфеннигов за смену. А теперь вынесли решение отдать в фонд борьбы за всенародное голосование однодневный заработок целиком.

II

Кроткая, заботливая фрау Клингер была вне себя — Кат сказала, что возьмет сегодня с собой сынишку на прогулку. Но как эта добрая женщина ни горячилась, переубедить Кат ей не удалось. Она привезла для малыша все новенькое, решила нарядить его и выехать с ним «в свет».

— Ах, фройляйн Крамер, оставьте ребенка дома.

— Почему? Ведь сегодня такое чудесное воскресенье.

— Воскресенье-то воскресенье, но какое, подумайте сами! Муж говорит, что это голосование спокойно не пройдет. Вчера уже дело доходило до потасовок. Нежданно-негаданно можете попасть в драку.

— Никаких драк не будет, фрау Клингер.

Кат застегнула на малыше темно-красное пальтецо, которое она вчера купила. Оправляя его на ребенке, она сказала:

— За всеми вашими тревогами не забудьте вместе с мужем проголосовать. Каждый, кто не пойдет к урнам, тоже голосует… против себя самого. — Она оглядела со всех сторон Виктора, нашла, что он прелестен, бурно схватила его на руки и крепко прижала к себе. Малыш блаженствовал в своем новом пальтишке и важно переступал коротенькими ножками.

— Тетя Анна, идем с нами! — молящим голоском говорил он и дергал фрау Клингер за юбку.

— Иди, иди, мой хороший, я потом приду.

Держа ребенка за руку, Кат вышла на улицу. С порога фрау Клингер еще раз напутствовала ее:

— Гуляйте, по крайней мере, не очень долго, фройляйн Крамер! Много ходить ему еще нельзя.

Кат направилась в Сан-Паули, на Шпильбуденплац. Она уговорилась с Вальтером встретиться у театра Эрнста Друкера. Сегодня, вдень голосования, Вальтер впервые за долгое время, как он писал ей, освободился на весь день. Виктор храбро семенил ножками рядом с матерью. Он был в восторге от множества красных и черно-красно-золотых флагов, ярких транспарантов, цветных разрисованных плакатов на окнах и стенах домов.

— У-ух, у-ух! — только и восклицал он. — Какой большущий человек! — крикнул он вдруг, показывая на огромное чучело в мундире. Чудовищный его торс, укрепленный между фронтонами домов, раскачивался над крышами. На транспаранте, протянутом через улицу, перечислялось то, что пожелал от республики бывший германский кронпринц:

«Семь поместий в Силезии и Померании, дворцы, замки, охотничьи дома, сверх того — драгоценности королевского дома: бриллианты, картины, бесконечное число безделушек из золота и самоцветов, и вдобавок еще, в возмещение убытков, миллионы марок в устойчивой валюте».

Метровыми огненно-алыми буквами выведенные на транспаранте слова требовали:

«Ни пяди немецкой земли, ни единого кирпича, ни единого пфеннига князьям! Земля принадлежит трудящимся крестьянам и переселенцам! Дворцы и замки — под санатории и детские дома! Деньги — жертвам войны и инфляции и безработным!»

Толпы народа, запрудившие в воскресенье, в день голосования, улицы города, читали и аплодировали. Хлопал в ладошки и маленький Виктор, смеясь и радуясь, потому что вокруг него все смеялись и радовались.

На ближайшем углу внимание гуляющих привлекал новый огромный плакат. На нем бедно одетый человек совал в набитый до отказа мешок охапки князей и их метресс. Что он при этом выкликал, было сказано в сопутствующем тексте:

Разный мусор, мусор разный,
Хлам ненужный, несуразный,
Королевские венцы,
Шутовские бубенцы,
Ордена, кресты, тиары —
Хоть бы новы, хоть бы стары —
Позолоту, мишуру, —
Всё вали в одну дыру[11].

Из всех окон свисали флаги. Не было ни одного дома, который жильцы не разукрасили бы плакатами, рисунками, лозунгами. Возле особенно метких карикатур и остроумных стихов сразу вырастали толпы людей, и в кружки сборщиков звонко падали медяки и белые монетки.

Вальтер увидел направляющихся к нему Кат и сына, но, чтобы доставить малышу радость неожиданной встречи, упорно смотрел в другую сторону. Виктор подбежал и, энергично дергая его за штанину, протянул ему ручонку. Вальтер поздоровался с сыном, но так как он не пришел мгновенно в восторг от разряженного в пух и прах Виктора, Кат недовольно спросила:

— Неужели ты ничего не заметил? Нравится он тебе?