Сыновья

На следующее же утро на столе председателя объединения профессиональных союзов Луи Шенгузена лежал большой пакет с хорошо знакомой ему желтой полоской и надписью: «Секретно! Только для служебного пользования».

Вряд ли это что-нибудь утешительное. Приглашения, например, или одобрительные отзывы, благодарности сообщались по телефону; пакеты же обычно сулили какую-нибудь неприятность. Черт его знает, что там опять стряслось!

Он выслал секретаря из кабинета и в полном одиночестве вскрыл запечатанный пятью сургучными печатями пакет. Ох уж этот красный лак сургуча — как пролитая кровь.

И Шенгузен прочел; «По вопросу об антивоенных выступлениях в социал-демократическом Союзе рабочей молодежи».

Он сжал кулаки. Ах, черт! Этого он давно ждал. Хорошо, пусть наконец генерал примет решительные меры. Сентиментальность побоку! Надо же когда-нибудь проучить этих болванов, этих безответственных молокососов.

Он продолжал читать. Он читал о фактах, уже известных ему. Экскурсия бармбекской молодежной группы в Ганнерберг — по существу, скрытая антивоенная демонстрация… Так называемый увеселительный вечер эйльбекской молодежной группы — нелегальное выступление против кайзера и за Карла Либкнехта. Постановка сцены с яблоком из «Вильгельма Телля» — Гесслер с кайзеровскими усами… В эймсбюттельской молодежной группе на так называемых культурно-просветительных вечерах — публичное чтение спартаковских брошюр. На состоявшемся в минувшее воскресенье родительском вечере в нейштадской молодежной группе под видом доклада на тему «Немецкая песня» — замаскированное антигосударственное выступление против войны и правительства.

Луи Шенгузен поднял свое заплывшее жиром лицо. Он что-то припоминал… Нейштадская группа… Немецкая песня… Перед ним возникли две юные фигуры, точно Ганзель и Гретель. Дети обратились к нему с просьбой. И он сам предоставил в их распоряжение парадный зал! А они позволили себе оппозиционные выступления! Спартаковскую пропаганду! За его спиной!..

Стиснув большие кулаки, он держит их перед собой на огромном письменном столе так, точно каждую секунду готов обрушить на головы провинившихся.

Он сидит, думает. Наконец начинает листать приложенные к письму документы и материалы. Он ищет доказательств противоправительственной деятельности нейштадской группы. Родительский вечер. Немецкая песня. А вот цитаты из исполненных на вечере немецких песен. Луи Шенгузен прочел:

Коль тысячи отцов, невест и братьев,
Счастливых пред войной,
Вдруг дали б волю стонам и проклятьям
И счет свели со мной?..

Коль мор и голод, веселясь в могиле,

Где сгнили друг и враг,
Там в честь меня плясали б и вопили
На высохших костях?..

* * *

Но только ночь лежит кругом,

Мы молча мчимся вдаль верхом,
Мы скачем на погибель…

* * *

Народ, поверив суверену,

В чьей власти и седок и конь,
Благочестиво и смиренно
Идет под пушечный огонь.

Возобновляют кнут и шпага

Союз Священный, чтобы вновь
Европа пала ниц пред стягом
Победоносных юнкеров.

Вы обманули нас, злодеи!

Но минет срок — поймет народ,
Что злейший враг стоит на Шпрее,
И «Вахт ам Рейн» вас не спасет!

Тут уж Луи Шенгузен не выдержал. С сокрушающей силой стукнул он кулаками об письменный стол.

— Неслыханно! Невероятно! Это же форменная государственная измена!.. «Злейший враг стоит на Шпрее»!.. Корни, конечно, тянутся от этого… этого Либкнехта: «Главный враг внутри страны» — и тому подобное… Да, немедленно принять решительные меры! За решетку весь этот сброд! Без всякой жалости! Почему, почему, черт возьми, генерал медлит!

Шенгузен решил написать генералу тщательно продуманный ответ и детально разработать свои предложения — пункт за пунктом.

Погруженный в такие размышления, он сидит ссутулившись и обводит взглядом комнату, словно ищет, на чем бы сорвать злобу. Глаза его задерживаются на одном из портретов, висящих на стене, — на добром и умном, но уже усталом, стариковском лице Августа Бебеля.

«И этот немало виноват, — думает Шенгузен. — Немалую создал и оставил после себя сумятицу, а наш брат расхлебывай кашу».