Сыновья

«Но разве я поступил неправильно, думал Вальтер. Вспомнить только, с каким пренебрежением Петер нападал на Диккенса. Как он говорил о нем! «Кисло-сладкое питье… Лимонад! Поэт лондонских бакалейщиков! А до чего сентиментально!» И кому бы говорить — только уж не Петеру. «Поэт Армии спасения». Это он о Диккенсе! Сам он поэт Армии спасения! Да! Вот именно! Армии ханжей! Он прикрывает действительность дымовой завесой. Убаюкивает людей сказкой о счастливом будущем, не говоря им, как это будущее завоевать.

И это теперь, когда в мире происходят неслыханные, можно сказать, великие события! Русские, от которых меньше всего этого ждали, совершили революцию и сбросили царя. Как ни скудно пишут об этом газеты, но ведь русская революция — совершившийся факт. Не произойдет ли то же самое в Германии, не должно ли произойти? Должно? Само собой ничего не происходит; надо работать, надо бороться во имя революции. Петер об этом не говорит; его интересуют только те события, которые непосредственно его задевают. Он фантазер, он мечтатель. Больше того, он бежит от всего, что творится в мире, он несносный эгоист, он одержим собственным «я», и только! Неблагосклонные времена? Времена массовых убийств, бойни народов — «неблагосклонные времена»?! Я прав, убеждал себя Вальтер, а он не прав. Не смеет он, если он хочет быть социалистом, уйти в сторону, бежать от действительности на остров литературных грез! Не желаю я больше слушать его иеремиады! Он убаюкивает ими себя и других. А я не хочу, чтобы меня убаюкивали…»

Отставив суппорт и наладив резец, Вальтер пустил станок. Глядя, как стальные стружки кольцами вьются над станком, Вальтер спрашивал себя, и на душе у него было неспокойно: ну, а что он, в противоположность Петеру, делает, чтобы приблизить революцию? Посылает на фронт агитационные письма? Рассылает по почте незнакомым людям революционные листовки? Посещает политические кружки и штудирует книги по научному социализму? И это все? Разве не требуется от него чего-то гораздо большего, если он хочет быть подлинным пролетарским революционером, как русские революционеры? Вальтер искал и не находил ответа на эти вопросы, во всяком случае — ответа, который его удовлетворил бы.

И как ни старался он сосредоточиться, а работа сегодня валилась из рук; с каждым часом он все больше отставал. Стычка с Петером не выходила из головы.

Оба они социалисты, а что они делают для изменения жизненных условий, которые всех, в том числе и их, сковывают по рукам и ногам? Ну, хорошо, мы стараемся жить по новым нравственным нормам. А дальше? Вечно твердить: «Живите разумнее! Совершенствуйтесь? Станьте хорошими, отзывчивыми людьми!» Разве это не та же Армия спасения? Или — еще лучше! — требовать от окружающих: «Смотрите на нас! Берите с нас пример!» Ведь все это отвратительное фарисейство! Нет, надо изменить жизнь, и в новых условиях вырастут новые, лучшие люди. Старик Нерлих, например, человек неглупый и уж бесспорно неплохой. Десятки лет гнет он спину над станком, работая по десять — двенадцать часов в день, и, когда приходит домой, усталый до изнеможения, ему, конечно, не до литературы, искусства и всяких теорий. Правильно сказал доктор Эйперт: сильных духом людей, способных противостоять гнетущему влиянию тяжелых будней, — считанные единицы.

Нет, нет — Петер не прав. Не грезить, а учиться! Не распевать гимны, а действовать! Не опьяняться красивыми словами, а всем вместе, плечом к плечу бороться за создание лучшего мирового порядка! Невежество всегда было всепокорнейшим слугой зла и отсталости. Самое важное сейчас — учиться!

Вальтер жаждал учиться, учиться!

VI

Хорошие намерения — одно, осуществление их — другое.

Время, казалось, застыло. Каждый новый день был бесцветнее, чем прошедший. Иногда, вечерами, Вальтер встречался с Ауди. Но и между ними наступило отчуждение. Ауди как-то странно изменился. Он купил себе костюм с длинными брюками, посещал варьете и кино. Разве так ведет себя участник молодежного движения? Вальтер пророчил ему, что скоро он начнет бегать по танцулькам, пристрастится к пиву и водке. Ауди подмигивал, отшучивался и поступал по-своему.

Но и собой Вальтер был недоволен. Одного желания учиться оказалось недостаточно. Как часто, придя с работы, он открывал серьезную книгу, но вскоре откладывал ее в сторону. Он читал фразу за фразой, а смысл не доходил до него. Нередко засыпал над книгой и, разбуженный матерью, злясь на самого себя, шел неверным шагом к постели и валился как сноп.

Он жаждал учиться, Но для учения нужны силы, нужно и время. Силы-то он найдет, но где взять время?

Была бы возможность воровать время, так уж Вальтер раздобыл бы его вдоволь!

Красть время?

Прикинуться больным, остаться хоть на недельку-другую дома? Лежать в постели и ничего не делать, только читать, учиться…

Чудесно!

Врача он уж как-нибудь проведет. Но вот провести мать — это потруднее.

Утром Вальтер пожаловался матери на сильные боли в боку.

— Надорвался, что ли? — с тревогой спросила Фрида. — Смотри только не захворай!