– Отлично, – начал Толстяк Чарли, приглашая к разговору. – Ты, конечно, понимаешь, что это означает объявление войны.
То был боевой клич кролика, которого довели до ручки. Кое-где люди верят, что Ананси был кроликом-
Толстяк Чарли прошел в спальню, вытащил из прикроватной тумбочки паспорт. Бумажник он нашел там же, где оставил: в ванной.
Он вышел на улицу, в дождь, и поймал такси.
– Куда?
– Хитроу, – сказал Толстяк Чарли.
– Сделаем, – сказал таксист. – Какой терминал?
– Понятия не имею, – признался Толстяк Чарли, который понимал, что ему-то это должно быть известно: в конце концов, прошло всего несколько дней. – А откуда вылетают во Флориду?
Грэм Коутс начал планировать свое исчезновение из славного агентства Грэма Коутса еще в те времена, когда Джон Мейджор был премьер-министром. Все хорошее когда-нибудь кончается. Рано или поздно, как Грэм Коутс собственной персоной был бы счастлив вас уверить, даже курица, несущая золотые яйца, попадает в суп. И хотя план его был хорош – заранее ведь не знаешь, когда тебе понадобится исчезнуть без предупреждения – и он понимал, к чему все идет, грозовым облаком скапливаясь на горизонте, но момент отъезда оттягивал до последнего.
Важно, решил он для себя много лет назад, не уехать, но исчезнуть, испариться, пропасть без следа.
В его офисе в тайном сейфе – а сейф этот был размером с комнату, чем Грэм Коутс чрезвычайно гордился – на полке, которую он сам повесил, и недавно, когда она упала, перевешивал, – лежала кожаная сумочка с двумя паспортами, один на имя Бэзила Финнегана, другой – Роджера Бронштейна. Оба они, как и Грэм Коутс, родились около пятидесяти лет назад, однако, в отличие от него, умерли в первый год жизни. На фотографиях в обоих паспортах был Грэм Коутс.
В сумочке также лежали два бумажника – в каждом свой набор кредиток и удостоверение на имя одного из владельцев паспортов. Каждый из них имел право распоряжаться содержимым темных счетов на Кайманах, откуда, в свою очередь, деньги переводились на счета на Британских Виргинских осторовах, в Швейцарии и Лихтенштейне.
Грэм Коутс предполагал пропасть навеки на свой пятидесятый день рождения, до которого оставалось чуть больше года, и теперь размышлял о деле Толстяка Чарли.
Он, конечно, не рассчитывал на то, что Толстяк Чарли будет арестован и посажен в тюрьму, хотя, случись такое, вряд ли стал бы сильно возражать. Он хотел увидеть его испуганным, опозоренным и безработным.
Грэм Коутс получал истинное удовольствие, когда доил клиентов агентства Грэма Коутса, тем более что ему это отлично удавалось. Он не переставал изумляться, тщательно отбирая клиентуру, тому, что знаменитости и актеры ничего не понимают в деньгах и с удовольствием перепоручают представлять их интересы и управлять финансовыми делами тому, кто сделает так, чтобы им не о чем было беспокоиться. А если временами отчеты о состоянии счетов или чеки запаздывают, или в них указаны не те цифры, каких ожидают клиенты, или с клиентских счетов необъяснимо списываются средства – что ж, в агентстве Грэма Коутса такая текучка, особенно в бухгалтерии, и во всем, что происходит, можно с легкостью обвинить уже уволенного некомпетентного сотрудника, а порой – и умаслить клиента ящиком шампанского и извинительным чеком на солидную сумму.
Не то чтобы люди любили Грэма Коутса или доверяли ему. Даже те, чьи интересы он представлял, считали его хорьком. Но они почему-то верили, что это их хорек, и ошибались.
Грэм Коутс был сам себе хорек.
Телефон на его столе зазвонил, и он поднял трубку.
– Да!
– Мистер Коутс? Это Мэв Ливингстон. Я знаю, вы велели соединять ее с Толстяком Чарли, но его на этой неделе не будет, и я не знаю, что ей ответить. Сказать, что вас нет?
Грэм Коутс немного подумал. До внезапного сердечного приступа, который свел его в могилу, Моррис Ливингстон некогда был самым любимым в стране йоркширским комиком-коротышкой: звезда таких телесериалов, как «На затылке и висках покороче» и субботнего вечернего шоу-варьете «Моррис Ливингстон, я полагаю». В восьмидесятых он даже попал в хит-парад с новаторским синглом «Отличный вид (но ширинку-то застегни)». Дружелюбный, простой в общении, он не только оставил все свои финансовые дела на попечение агентства Грэма Коутса, но также, с подачи самого Грэма Коутса, назначил Грэма Коутса распорядителем своего наследства.
Было бы преступлением не поддаться такому искушению.
А теперь эта Мэв Ливингстон. Справедливости ради следует отметить, что Мэв Ливингстон, даже не подозревая об этом, уже много лет на первых и не очень ролях участвовала в самых излюбленных и сокровенных фантазиях Грэма Коутса.
– Да, – сказал Грэм Коутс. – Соедините. – И добавил воркующим голосом: – Мэв, приятно вас слышать. Как дела?
– Не уверена, – сказала она.
Мэв Ливингстон была танцовщицей, когда встретила Морриса, и всегда доминировала над этим коротышкой. Они обожали друг друга.