Сыновья Беки

– Не мешал бы нам сейчас такой человек.

– Для чего? Чтобы помог коней казачьих угнать?

– Коней не коней, – улыбнулся Хакяш, – а помог бы нам разузнать, что думают казаки: нападут они на нас или нет.

– Про это я не скажу. Но если соберетесь угонять лошадей, я готов! – И Шапшарко весело засмеялся.

Хакяш недобро глянул на него и сказал:

– Эх, Шапшарко, а не хватит ли хапать? Не один ведь грех на тебе лежит.

– Грех? – презрительно усмехнулся Шапшарко. – Чего же я такое нахапал? Вон тот конь, что пасется? Другого-то ничего не укажешь.

– От краденого мало проку…

– Краденое, краденое! Ты считаешь грешным то, что взято у человека, который сидит на чужой шее? А? У бедняка, кто бы он ни был – горец или казак, я еще ни разу ничего не взял. А владельца этих двух коней сами казаки ненавидели.

«Не Фрол ли это был? – подумал Хасан. – Похоже, что он». Хасан слышал, что после него кто-то увел у Фрола оставшихся лошадей.

– Давно ты увел у этого человека коней? – спросил Хасан.

– Да порядком. Примерно за год до войны с германцем. А что?

– Так. Сдается мне, знаю я его.

– Здоровяк такой из себя. С большой черной бородой. На краю села жил. Уж не собираешься ли мстить мне за него? – Шапшарко хитро глянул на собеседника.

Хасан принял эти последние слова как насмешку. Он покосился на Шапшарко и сказал:

– А как же? Он мой приятель!

– Похоже, что так. Не то зачем бы тебе спрашивать о нем? – Но никто не проронил ни слова. – До сих пор я еще не встречал человека, который вмешивался бы в мои дела…

– Коли это тайна, так не рассказывай о ней на каждом шагу. Чего же обижаться? Я тоже когда-то увел лошадь, – уже спокойно произнес Хасан, – по-моему, мы с тобой одного и того же злыдня «обездолили»…

– Ты лошадь увел? Когда? – Шапшарко даже подпрыгнул на месте.

– Недели, должно быть, за две до тебя. Так я думаю…

Шапшарко закатился смехом. Жирное лицо его покраснело, подбородок еще больше подался в сторону раненой щеки.

– Люди, вы слышите?

Как и прежде, все промолчали. Даже не засмеялись. Что, собственно, смешного? Говорит, – значит, действительно увел. Не один же, Шапшарко такой смельчак?

– Как тебе удалось в то время с Терека увести лошадь?

– Очень просто. Увел и не хвастался, как ты, всем и каждому…

Шапшарко примолк. Амайгу показалось, что здоровая щека его стала похожей на мяч. Дело оборачивалось спором, не родиться бы новой вражде!.. Амайг незаметно опустил руку в карман. Пальцы коснулись холодной стали. Не дай бог, разгорится ссора, он встанет за родича своего, за Хасана. Обычай есть обычай. Хотя Шапшарко очень нравился Амайгу.

Но все улеглось. Шапшарко успокоился, а Хасан в общем-то и не думал ссориться. Надувшаяся было щека Шапшарко, как проколотый мяч, опала и приняла свой прежний вид.

Вечером Амайг и Хасан вместе возвращались домой. Они не говорили о событиях дня, но Амайг был доволен собой, своей решимостью встать на защиту Хасана и тем, что все вроде бы принимают его как равного, взрослого… Амайг привязал перасседланную лошадь к изгороди и заторопился в дом. Навстречу ему вышел отец.

– Ты почему седло не снял? – спросил он.

Ему бы самому совсем не трудно сделать это. Но важно было приучить сына к порядку и хозяйствованию.

– Я ненадолго. Мне надо возвращаться.

– Куда это?

– На пост.

– Каждую ночь, что ли? Хватит. Ты уж и так далеко зашел.

– Не дальше других.

– Сутки отбыл – и хватит. Еще люди есть кроме тебя. С какой это стати мы должны за других караулить?!

Будь на то воля Мурада, он бы не только за других, и за себя не отпустил бы сына. И не только Амайга. Никого бы не отпустил на это, с его точки зрения, никому не нужное дело. Посадил бы весь народ дома, а казакам сказал бы: не нужна нам советская власть, не нужны болшеки, мы готовы во всем подчиниться тем, кто против этих голоштанников.

– Я не за других поеду, Хусен заболел – за него Хасан едет.

– А ты?

– Я с ним. Веселее будет…

Не отпустил Мурад сына, но и Хасан не поехал. Выяснилось, что Хусен уже чувствовал себя много лучше. Он и отправился на пост в свой черед.

Ночь была ясная и довольно холодная. Звезд на небе видимо-невидимо. Хусен укутался в полушубок и прикорнул. Очнулся он перед рассветом. Рядом на корточках сидел Ювси и улыбался во весь рот:

– Пора, брат, вставать. Молодец ты, я и дома не заснул бы так сладко. Поднимайся да поедем посмотрим, что на дороге делается, в долине. Наша очередь в караул выходить…

Кони с трудом спускаются вниз по склону: росистая трава очень скользкая.

– Иней и сегодня не выпал, – заметил Ювси.

Хусен не ответил. Он не сводил глаз с правого склона. Ровный отрог пересекает хребет. За этим отрогом лежит Магомед-Юрт. Дорога; ведущая из Моздока, идет вверх, круто извиваясь.

«Что это?» – Хусен резко откинулся в седле. Он ясно увидел нескольких всадников. Но не успел и слова сказать, как они уже скрылись из виду. Сколько их было? Двое? Трое? А может, и четверо? И что это за люди? Ювси, похоже, не обратил на это особого внимания.

– Два-три всадника нам не опасны, – сказал он чуть спустя.

До подножия хребта оставалось совсем немного. Дальше была равнина. И уж на ней-то все просматривалось.