Сыновья Беки

Большинство из тех, кто шел к Соси выразить соболезнование, были люди богатые. И совсем не из числа близких и родственников Соси. Например, кто ему Элаха-Хаджи! Всего и родства, что двоюродная племянница Элаха-Хаджи замужем за Гарси. Но их сближало не это. Богатство да тревога за него – вот что сближало их. Ведь в селе вон сколько похорон, но эти пришли именно сюда.

Хасана бросило в жар, когда он увидел следующего за Элаха-Хаджи человека. Не самое подходящее место для встречи. Ничего не скажешь. Не на похоронах же сводить счеты. Горящие ненавистью глаза впились в знакомое с детства ненавистное лицо цвета спелой земляники с бородкой, похожей на клок овчины.

«Подлец! – шепчет про себя Хасан. – Три-четыре года не попадался на глаза. И надо же встретиться в таком месте!»

Вот они – почти рядом стоят, воздев руки к небу, в мольбе о милосердии для погибшего. Только каждый, конечно, думает о своем. Хасан не сводит глаз с Саада. А Саад? Что думает он? Видит ли, что стоит рядом с кровником? Может, вовсе забыл о нем? Или делает вид, что не обращает внимания? А может, считает, что после истории Хусена и Эсет сыновьям Беки уже и не до него?

«Ничего, погоди! – мысленно обещает Хасан. – Скоро, очень скоро ты убедишься, что я о тебе не забыл. Не жди больше покоя. Если он будет у тебя, то теперь только в могиле».

Мысли эти не покидали Хасана и тогда, когда вместе с похоронной процессией он вышел со двора. Хасан старался быть подальше от Саада. Протяжные звуки зикара плыли над ними и над всем селом, но Хасан не слышал их.

Вдруг зикар оборвался. Его как перерезал голос Торко-Хаджи откуда-то сверху. Взгляды всех обратились к минарету мечети, и большинство людей повернули туда. Только самые близкие родственники и старики следовали за покойником на кладбище.

Не прошло и часу, как во главе с Торко-Хаджи многие из тех, кто бился накануне, вооруженные, на конях выехали из села. На этот раз они направились на восток. Враг наступал оттуда. Уже доносилась до слуха барабанная дробь пулеметов. Но сейчас строчили пулеметы сагопшинцев. Это они вчера захватили их у врага. И пушки у них были. А о винтовках и боеприпасах говорить не приходится: их отбили достаточно.

Сердца людей переполнены злобой против врага. Проклятые, не дают сельчанам заняться хозяйством, съездить в лес по дрова, на мельницу – смолоть мешок кукурузы… Жизни лишили, сволочи!

Бой только начался, прибыли пседахцы и почти одновременно с ними – кескемовцы. Однако деникинцы не очень-то лезли на рожон. Наученные горьким опытом минувшего дня, они действовали не без оглядки. Знали, как пострадали они накануне.

Наступил полдень. Солнце изредка проклевывалось сквозь тучи, накидывало шелковое покрывало на Алханчуртскую долину, а затем, скрывшись, укутывало ее черной буркой.

Этот день и этот бой не вызывали у Хасана энтузиазма. Бой так бой! А это что?

Вдруг со стороны Согапрва показался всадник. Хасан вгляделся в него. Почудилось, что он мчится прямо на него. Кто этот человек? Не о подмоге ли из Ачалуков прискакал сообщить?

Человек подъехал к Торко-Хаджи и что-то ему сказал. Слов его никто не слышал, но по тому, как изменился в лице Торко-Хаджи, люди поняли, что случилось что-то тревожное.

Не так-то легко вывести из равновесия Торко-Хаджи. Он ни на волосок не потерял спокойствия, когда узнал, что в Алханчуртскую долину движутся бичераховцы. Не опустил головы, когда узнал, что от Кабарды с боями на них надвигаются деникинцы. Был он спокоен и нынешним утром, узнав о новом наступлении врага. А сообщение новоприбывшего заставило-таки его опустить голову. Глаза стали печальными, и весь он как-то сжался, словно на него навалили непосильный груз.

– Деникинцы заняли Долаково и Кантышево. Заняли Владикавказ, – проговорил прибывший. – Большевики отступили в горы, в Ассинское ущелье. Пока предлагают прекратить бой и нам…

Можно понять, отчего опустилась голова Торко-Хаджи.

– Там, в горах, будут собирать силы и готовить удар по врагу, – добавил всадник.

– Что же нам делать? Раз все так обернулось… – вздохнул Торко-Хаджи. – Делать нечего… Но если бы ты не прибыл, – добавил он, обращаясь к гонцу, – с таким сообщением, мы сложили бы свои головы здесь все до одного, но врага в наши села не пропустили бы.

В тот же день противник без боя занял все три села. Удивленные столь легкой победой, считая, что за этим кроется какой-то подвох, весь первый день деникинцы не решались что-либо предпринять. Это было на руку вайнахам. И многие из них подались из сел в партизаны.

Торко-Хаджи, Малсаг и командиры сотен направились в Назрань, а оттуда ушли в горы к большевикам. Ушел с ними и Хасан. Много партизан осталось в лесах.

На второй день осмелевшие деникинцы, видя, что никто не выступает против них, собрали жителей села и потребовали выдачи тех, кто воевал против них.

– А где же мы их возьмем? – сказал древний старик, хитро взглянув на офицера.

Переводчиком был бывший писарь старшины.

– Куда же они подевались? – спросил офицер.