Сыновья Беки

Оба они знали, что их товарищ смертельно ранен, и вдруг на тебе – идет к ним на своих ногах. Что это другой человек, они не разобрались.

А Хасан между тем чуть не остолбенел от удивления. Перед ним сидел и целился в кого-то Шапшарко. Узнав Хасана, он закричал:

– Элберд, смотри, кто к нам пришел вместо Исы!..

И Элберд здесь? Хасан ведь слышал, что он арестован. Неужели опустили? Скорее, сбежал, деникинцы разве отпустят?…

Но размышлять было некогда. Опустившись на колено, Хасан тоже навел винтовку в сторону леса. Солдаты, которых он еще недавно видел сквозь голые ветки деревьев, спустились со склона вниз и исчезли из поля зрения.

– Отступай! – крикнул Элберд. – Они нас окружат! Отступай к оврагу!

Отстреливаясь, они стали отползать назад. Когда спустились в овраг, Элберд посмотрел на Хасана и сказал:

– По этому оврагу тебе легче будет уйти…

– Почему я должен уйти! Никуда не пойду! – решительно пре рвал его Хасан.

Шапшарко не слушал их разговора. Он себе стрелял.

– Я знаю твое мужество, Хасан… Но если ты и останешься с нами, мы все равно погибнем. Видишь, как их много… Ты моложе нас обоих, тебе еще жить надо!..

– Я буду делать то же, что и вы!..

– Пока живы, мы…

Элберд не договорил. Он поднялся, держась одной рукой за грудь, но не успел еще выпрямиться, как снова упал и скатился в овраг…

– Я тоже!.. Я клянусь!.. Пока жив… – Хасан кричал, а сам чуть не плакал. – Эх! Только бы успеть уложить с десяток гяуров!..

– Со вчерашнего дня, начиная от Пседаха, мы немало их уложили, – сказал Шапшарко. – Наших тоже полегло порядком. Но их больше… И еще уложим не одного. Проклятые!.. – Он стрелял, а сам все приговаривал: – На-ка, возьми! Еще один! Это за Элберда!..

Деникинцы по одному выскакивали из леса, иные падали, чтобы никогда больше не подняться, другие все приближались, стреляя с колена и лежа.

– Угодила и в меня, проклятая!.. – услышал вдруг Хасан. Оглянулся и видит – Шапшарко падает. – Возьми мои патроны.

Это были его последние слова.

Хасан подполз к Шапшарко, но тот уже не дышал…

Скоро кончились и те пять-шесть патронов, что остались в винтовке Шапшарко. Тогда Хасан выхватил свой наган из кобуры.

Каратели приближались цепью. «Хотят в капкан поймать, – подумал Хасан. – Окружают». Он прицелился и выстрелил. Один из карателей упал замертво, другие тотчас залегли, и Хасан уже бил, не зная, попадает ли в кого или нет: он ничего не видел перед собой.

Но вот все! Больше нет ни единого патрона!..

Деникинцы выждали какое-то время, потом, поняв, что он безоружен, осмелели и перешли овраг. «Живым хотят взять! – мелькнуло в голове у Хасана. – Вон и стреляют в воздух. Только пугают».

– Так не бывать же тому, что вы задумали, проклятые! – про цедил сквозь зубы Хасан, вырвал из ножен кинжал и, вскочив, смело пошел на врагов.

– Не стрелять! – крикнул один из деникинцев. Видно, это был их командир. – Ближе подступайте! Ближе! – скомандовал он.

Командовать – то легко. А вот идти на оголенный кинжал в руках у человека с лицом свирепого льва – это потруднее. Даже если ты со штыковой винтовкой…

Когда деникинцы были уже совсем рядом, Хасан бросился на одного из них. Но нанести удар не успел. Кинжал так и застыл в протянутой вперед руке. Штык свое дело сделал. Он-то ведь много длиннее кинжала. Упершись в грудь, штык отбросил Хасана назад…

Сквозь мглу и дурман Хасан еще услышал команду:

– На штыки!..

Это был голос того, кто минуту назад приказывал не стрелять.

Хасан почувствовал, как в тело его вонзилось сразу несколько штыков. Кинжал, которым он еще пытался отбиваться, угодил кому-то по руке.

На мгновение Хасану почудилось, что враги вскинули его над собой. Из-под вздернутой брови он грозно глянул на них. И в этот миг обрушился с высоты и глухо ударился о землю. Теперь глаз Хасана смотрел снизу вверх.

– Зверь! Гляди, как зырит! – взревел один из деникинцев.

– Еще раз на штыки!..

Хасан опять посмотрел на врагов сверху вниз. Но он уже нечего не видел. Вокруг ни света, ни искорки, как в угасшем очаге…

Густо падающий снег белым саваном накрыл и глаз, и вскинутую бровь, и все тело Хасана.

Эпилог

Кайпа поднялась как обычно: ни свет, ни зря. Небо еще было похоже на перевернутый чугунный котел. Но вот, постепенно светлея, оно сделалось чистым, как родник. И туман, что последние недели все давил на душу, вдруг рассеялся. Пробившиеся из-за хребта лучи солнца осветили Сагопши и всю Алханчуртскую долину…

Кайпа вышла к воротам. Сегодня она уже не в первый раз это делает. Не сидится ей дома. Ждет, надеется, что вот-вот с той или другой стороны вдруг появится тот, по кому изболелось ее надорванное сердце. В минувший день она тоже не один час простояла у ворот. Как только услышала, что деникинцев погнали на запад, так стала ждать. Говорят, что спустившиеся с гор партизаны и красноармейцы преследуют деникинцев по пятам. Хусен тоже должен быть с ними…

Подошел Гойберд.

– Торко-Хаджи вернулся, – сообщил он. – Слыхал я, что старик тяжело болен.

– Не удивительно, – вздохнула Кайпа. – В его возрасте пере нести такие трудности – это не шутка…