Сыновья и любовники

— А сам ты позволил бы женщине поступать как ей хочется?

— Да, я постарался бы, чтоб ей самой хотелось меня любить. А если не любит… что ж, я ее не держу.

— Был бы ты такой замечательный, как на словах… — заметила Клара.

— Я был бы просто чудо, так ведь я и есть чудо, — засмеялся Пол.

Оба молчали и ненавидели сейчас друг друга, хотя и посмеивались.

— Любовь — собака на сене, — сказал Пол.

— Кто же из нас собака? — спросила Клара.

— Ну, конечно, ты.

Итак, сражение между ними продолжалось. Клара знала, не бывает минуты, когда он принадлежал бы ей всецело. Какая-то его часть, и немалая, жизненно важная, ей не подвластна — и не пыталась заполучить эту часть, или хотя бы понять, что же это такое. А Пол знал, в некотором смысле Клара все еще ощущает себя женой Доуса. Доуса она не любит, никогда его не любила, но не сомневается, что он-то ее любит, по крайней мере зависит от нее. И есть в нем некая надежность, какой она никогда не ощущала в Поле Мореле. Страсть к этому молодому человеку насытила ее душу, принесла известное удовлетворение, уменьшила недоверие к себе, сомнение. Какова бы она ни была, она поверила в себя. Она словно нашла себя самое, все существо ее обрело определенность и законченность. Любовью утвердилась зрелость ее «я»; но Клара никогда не считала, что ее жизнь отдана Полу Морелу или его жизнь — ей. В конце концов они расстанутся, и до самой смерти она будет тосковать о нем. Но теперь она по крайней мере это знает и отныне в себе уверена. Пожалуй, это справедливо и для Пола. Оба они друг через друга получили крещение жизнью, но теперь у каждого свое предназначение. Туда, куда влечет Пола, ей с ним не по пути. Рано или поздно они должны будут расстаться. Пусть бы даже они поженились, пусть были верны друг другу, все равно он бы волей-неволей ее покинул, шел своей одинокой дорогой, а ей осталось бы лишь заботиться о нем, когда он придет домой. Но это невозможно. Каждому из них нужен тот, кто пойдет с ним рядом.

Клара поселилась у матери на Мепперли-Плейнс. Однажды вечером, когда они с Полом шли по Вудбороу-роуд, им повстречался Доус. Еще издали что-то в осанке встречного показалось Полу знакомым, но в ту минуту он был поглощен своими мыслями, и лишь его глаз художника приметил незнакомца. И вдруг он рассмеялся, повернулся к Кларе, положил руку ей на плечо со словами:

— Мы идем рядом, но я в Лондоне и воображаю, будто спорю с Орпеном[24], а ты где?

В этот-то миг и прошел мимо Доус, чуть ли не вплотную к Морелу. Пол глянул, увидел темные карие глаза, горящие, полные ненависти и притом усталые.

— Кто это был? — спросил он Клару.

— Бакстер, — ответила она.

Пол снял руку с ее плеча и обернулся, словно вновь отчетливо увидел человека, идущего навстречу. Доус по-прежнему держался прямо, на ходу плечи расправлены, голова вскинута; и, однако, взгляд был ускользающий, подозрительный, словно ему хотелось пройти мимо людей незамеченным, украдкой дознаться, что каждый о нем думает. Казалось, и руки его хотят спрятаться. Одежда на нем старая, брюки порваны на колене, и платок на шее грязный; но шапка все так же лихо надета набекрень. Увидев его, Клара почувствовала себя виноватой. Прочла в его лице усталость, безнадежность, и ей стало больно, и оттого всколыхнулась ненависть к нему.

— Неважный у него вид, — сказал Пол.

Однако нотка сострадания в его голосе прозвучала как упрек, и Клара ожесточилась.

— Это вылезла наружу его грубая душа, — сказала она.

— Ты его ненавидишь? — спросил Пол.

— Вот ты говоришь — женщины жестокие, — сказала Клара, — знал бы ты, до чего жестоки мужчины с их тупой силой. Они просто не знают, что на свете существует женщина.

— Неужели и я такой? — спросил он.

— Нет, — ответила она.

— Неужели я не знаю о твоем существовании?

— Обо мне-то ты ровно ничего не знаешь, — с горечью сказала она, — обо мне — ничего!

— Не больше, чем знал Бакстер? — спросил Пол.

— Пожалуй, даже меньше.

Он был озадачен, беспомощен, зол. Вот она идет, неведомая ему, хотя они такое испытали вместе.

— Зато уж ты меня прекрасно знаешь, — сказал Пол.

Клара не ответила.

— А Бакстера ты знала так же хорошо, как меня? — спросил он.

— Он бы мне этого не позволил, — сказала она.

— А я позволил тебе узнать меня?

— Мужчины этого не желают. По-настоящему они не подпускают нас к себе, — сказала она.

— А я тебя разве не подпустил?

— Подпустил, — медленно ответила она. — Но сам ко мне так и не подошел. Ты не можешь вылезти из своей скорлупы, не можешь. Бакстеру это удавалось лучше.

Пол призадумался. Он злился на Клару, что она отдавала предпочтение Бакстеру.

— Сейчас, когда Бакстер уже не твой, ты начинаешь его ценить.

— Нет, я только вижу теперь, чем он от тебя отличается.

Но Пол чувствовал, она им недовольна.

Однажды вечером, когда они полями возвращались домой, она задала ему вопрос, который его ошарашил:

— Как по-твоему, эта… ну, сексуальная сторона… она важна?

— То есть самый акт?

— Да. Это для тебя хоть сколько-нибудь важно?

— Как же это можно разделить? — сказал Пол. — Тут завершение всего. В нем находит наивысшее выражение вся наша близость.