– Его картина удостоена первого приза, Фред, – крикнула она, – и продана за двадцать гиней!
– Право слово, это вам не фунт изюму! – сказал молодой почтальон, которого они знали с пеленок.
– Майор Моуртон ее купил, не кто-нибудь! – объявила она.
– Сдается мне, это чего-то да значит, миссис Морел, – сказал почтальон, голубые глаза его блестели. Он радовался, что принес такое счастливое письмо. Миссис Морел вошла в дом и села вся дрожа. Пол боялся, а вдруг она неверно поняла известие и потом будет разочарована. Он внимательнейшим образом прочел письмо один раз, другой. Все правильно. Он сел, сердце его билось от радости.
– Мама! – воскликнул он.
– Разве я не говорила, что так будет? – сказала миссис Морел, стараясь скрыть слезы.
Пол снял с огня чайник и заварил чай.
– Ты ведь не думала, ма… – осторожно начал он.
– Нет, сын… такого я не ждала… но я очень надеялась.
– Но такого не ждала, – сказал он.
– Нет… нет… но я знала, мы своего добьемся.
Теперь к ней вернулось спокойствие, по крайней мере внешне. Пол сидел с расстегнутым воротом сорочки, была видна его молодая, почти девичья шея, в руке полотенце, влажные волосы торчком.
– Двадцать гиней, мама! Тебе как раз столько и нужно, чтобы выкупить Артура. Теперь тебе вовсе ничего не надо занимать. Этого как раз хватит.
– Все я, разумеется, не возьму, – сказала она.
– Но почему?
– Потому что не возьму.
– Ну… ты возьми двенадцать фунтов, а мне оставь девять.
Они попрепирались из-за того, как разделить двадцать гиней. Мать хотела взять только пять фунтов, больше ей не надо. Пол и слышать об этом не хотел. И напряжение чувств разразилось спором.
Вечером вернулся из шахты Морел и сказал:
– Говорят, Пол получил первый приз за свою картину и продал ее лорду Генри Бентли за пятьдесят фунтов.
– Чего только люди не наболтают! – воскликнула миссис Морел.
– Ха! – ответил он. – Я так и говорил, мол, ясно, это враки. А они говорят, это Фред Ходжкисон сказывал.
– Можно подумать, я ему сказала такую чепуху!
– Ха! – подтвердил Морел.
Но все равно был разочарован.
– Пол и вправду получил первый приз, – сказала миссис Морел.
Морел тяжело опустился на стул.
– Неужто получил?
И он уставился на жену.
– Но что до пятидесяти фунтов… какая чепуха! – Она помолчала. – Майор Моуртон купил ее за двадцать гиней, так-то.
– Двадцать гиней! Надо же! – воскликнул Морел.
– Да, и она того стоит.
– Ага! – сказал он. – Я же не спорю. А только двадцать гиней за картинку, и ведь он намалевал ее за час-другой!
Он помолчал, гордый сыном. Миссис Морел фыркнула, будто ничего это не значило.
– А денежки когда отдаст? – спросил углекоп.
– Откуда я знаю. Наверно, когда ему доставят картину.
Теперь оба молчали. Вместо того чтобы обедать, Морел уставился на сахарницу. Черная рука его с изуродованной тяжелым трудом кистью лежала на столе. Жена делала вид, будто не замечает, как тыльной стороной ладони он трет глаза, как размазалась, повлажнела угольная пыль на его черном лице.
– Да, и другой наш парнишка тоже достиг бы не меньше, если б не убили его, – тихо промолвил он.
Мысль об Уильяме острей ножа пронзила миссис Морел. И охватила усталость, потянуло отдохнуть.
Пола пригласили на обед к мистеру Джордану. Он сказал матери:
– Мама, мне нужен смокинг.
– Да, я так и думала, – сказала мать. Она была довольна. Немного помолчала. Потом продолжала: – Есть у нас вечерний костюм Уильяма. Он, я знаю, стоил четыре фунта десять шиллингов, а надевал его Уильям всего три раза.
– А ты не против, чтоб я его носил, ма? – спросил Пол.
– Нет, по-моему, он будет тебе в самый раз… по крайней мере смокинг. Брюки придется подкоротить.
Пол пошел наверх, надел смокинг и жилет и спустился к матери. Престранно он выглядел в смокинге и жилете при фланелевой рубашке с мягким воротником. Смокинг был ему великоват.
– Портной сумеет подогнать по тебе, – сказала мать, разглаживая плечо смокинга. – Материя превосходная. У меня не хватало духу дать отцу носить брюки от этого костюма, и до чего же я теперь довольна.
И проводя ладонью по шелковому воротнику, она думала о своем старшем сыне. Но этот, в смокинге, достаточно живой. Она провела рукой по его спине, хотела его ощутить. Он живой и принадлежит ей. А тот, другой, умер.
Несколько раз Пол отправлялся на обед в смокинге, который прежде носил Уильям. Каждый раз сердце матери поддерживали гордость и радость. Сын вступает на новую стезю. Запонки, которые она и дети покупали для Уильяма, подошли теперь Полу, он носил одну из парадных рубашек Уильяма. Но выглядел он элегантно. Лицо грубоватое, но доброе и привлекательное. Он не очень-то походил на джентльмена, но сразу видно – настоящий мужчина, думалось ей.
Он рассказывал ей обо всем, что происходило на этих обедах, обо всем, что там говорили. Она словно сама там побывала. И ему отчаянно хотелось представить ее новым друзьям, людям, которые обедают в половине восьмого вечера.
– Не болтай глупости! – сказала мать. – Зачем я им понадобилась?
– Понадобилась! – сердито возразил он. – Если они хотят водить компанию со мной… а они говорят, что хотят… им и ты нужна, потому что ты ничуть не глупей меня.