— Можете на меня положиться, — сказал он, едва живой от тяжелого испытания. И на этом все кончилось. Когда Морел и Артур легли спать. Пол, как бывало часто, задержался внизу — сидел и разговаривал с матерью.
— Ты не огорчена, что она вышла замуж, нет? — спросил он.
— Я не огорчена, что она вышла замуж… но… но как-то странно, что ей пришлось со мной расстаться. Мне даже тяжело, что она предпочла оставить меня и уйти с Леонардом. Так уж устроены матери… я понимаю, это глупо.
— И ты будешь из-за нее страдать?
— Я вспоминаю день собственной свадьбы и только хочу надеяться, что у нее жизнь сложится по-другому, — ответила мать.
— Но ты можешь ему довериться, по-твоему, он будет ей хорошим мужем?
— Да, да. Говорят, он ей не пара. А я так скажу: если мужчина достойный человек, как Леонард, и девушка его любит… тогда… все будет в порядке. Он ничуть не хуже Энни.
— Значит, ты не против?
— Я бы нипочем не позволила своей дочери выйти замуж, если бы не чувствовала всем сердцем, что ее нареченный — человек стоящий. Но все равно, она ушла — и осталась брешь.
Обоим сейчас было грустно, обоим хотелось, чтобы Энни опять была с ними. В новой черной шелковой блузке с белой отделкой мать казалась Полу сиротливой.
— Я, во всяком случае, никогда не женюсь, ма, — сказал он.
— О, все так говорят, мой мальчик. Ты еще не встретил свою суженую. Вот погоди годок-другой.
— Не женюсь я, мама. Я буду жить с тобой, и у нас будет прислуга.
— А, мой мальчик, говорить легко. Вот посмотрим, когда придет время.
— Какое такое время? Мне почти двадцать три.
— Да, ты не из тех, кто женится рано. Но года через три…
— Я все равно буду с тобой.
— Посмотрим, мой мальчик, посмотрим.
— Но ведь ты не хочешь, чтоб я женился?
— Не хотела бы я думать, что в твоей жизни не будет никого, кто бы тебя полюбил и… нет, не хотела бы.
— И, по-твоему, я должен жениться?
— Рано или поздно это суждено каждому мужчине.
— Но ты бы предпочла, чтобы это было позже.
— Мне будет тяжко… очень тяжко. Знаешь, как говорится:
— И, по-твоему, я позволю жене отнять меня у тебя?
— Ты ведь не можешь просить ее выйти замуж не только за тебя, но и за твою мать, — с улыбкой сказала миссис Морел.
— Пусть делает, что хочет, а только она не встанет между нами.
— Не встанет… пока не завладеет тобой… а тогда сам увидишь.
— Ничего я не увижу. Пока у меня есть ты, я не женюсь… нет.
— Но я совсем не хочу оставить тебя одиноким, мой мальчик, — вскрикнула она.
— А ты и не оставишь. Тебе сколько? Пятьдесят три! Даю тебе срок до семидесяти пяти. Мне стукнет сорок четыре, и я растолстею. И тогда женюсь на какой-нибудь степенной особе. Вот как!
Мать сидела и смеялась.
— Иди спать, — сказала она, — иди ложись.
— И у нас с тобой будет славный домик, и прислуга, и все будет очень хорошо. И может, на своих картинах я разбогатею.
— Пойдешь ты спать?
— И тогда у тебя будет небольшой экипаж. Представь… разъезжает маленькая королева Виктория.
— Говорят тебе, иди спать, — сквозь смех сказала она.
Сын поцеловал ее и вышел. Планы на будущее у него всегда были одни и те же.
Миссис Морел сидела, углубясь в свои невеселые мысли, — о дочери, о Поле, об Артуре. Она горевала из-за расставанья с Энни. Семья их так тесно связана. И она чувствовала, ей теперь непременно надо жить, чтобы быть со своими детьми. Ее жизнь так богата. Она нужна Полу, и Артуру тоже. Артур сам не знает, как глубоко он ее любит. Он человек минуты. Еще ни разу жизнь не заставила его осознать себя. Армия дисциплинировала его тело, но не душу. У него отменное здоровье, и он очень красив. Его темные густые волосы плотно облегают небольшую ладную голову. Нос у него какой-то детский, и в темно-голубых глазах есть что-то девичье. Но губы под каштановыми усами полные, красные, вполне мужские, и подбородок твердый. Рот у него отцовский, а нос и глаза в семью ее матери — людей красивых и слабохарактерных. Миссис Морел тревожилась за него. После своей безрассудной выходки он утихомирился. Но как далеко он вообще может зайти?