Сыновья полков(Сборник рассказов)

— Когда я уходил на фронт, ему было одиннадцать лет. Теперь ему, как и тебе, четырнадцать.

— Он не узнает вас, когда вернетесь, товарищ командир, — сказал я, полагая, что должен его как-то утешить.

— Твой отец тоже тебя не узнает…

Я промолчал, а потом, хотя капитан и не расспрашивал меня, рассказал ему о себе. О том, что не помню родителей, что воспитывался в детском доме, пока война не разбросала нас по свету. О том, как месяцами скитался от села к селу. О голоде, днях без хлеба и улыбки близких, а также о немцах, угонявших людей на работу в Германию. Они обещали хорошее питание, школу, обувь. Дали на дорогу паек, но, вместо того чтобы идти на вокзал, я пошел во Львов. Там было много немцев, и я боялся, что встречу тех, которые хотели выслать меня в Германию.

Теперь же я сам хотел туда попасть, но русский офицер был неумолим. Он упорно полагал, что я слишком молод.

— Впрочем, — сказал он обрадованно, — за нами идет ваша армия.

— Наша? — оживился я. — Польская? — Я был уже готов отправиться в путь. — Где она?

Офицер пожал плечами.

— Может, во Львове. Ищи…

Он высунулся из окна. Во дворе урчал грузовик.

— Петя! — крикнул командир. — Возьми с собой этого бойца…

Вновь знакомые места. Улицы, забитые войсками. Меня подмывало посмотреть, как теперь выглядит наш бывший приют, но я не пошел к тому месту.

Однако именно туда я и попал.

Нашел здание комендатуры, говорю часовому, что у меня есть дело к коменданту. Когда он привел меня к нему, у меня язык отнялся. Комендант спрашивает, что я хочу, а я смотрю на его мундир, такой, какой носили до войны солдаты, которые размещались в казармах рядом с нашим детским домом. Нет, я не плакал, честное слово. Даже тогда, когда, лежа за печкой у «американца», слышал, как бандеровцы говорили, что лучше и меня пришибить… Заплакал я только один раз, но это было уже после войны.

Наконец я с трудом выдавил из себя:

— Возьмите меня в армию!

В этот момент открылась дверь, ведущая в другую комнату, и в ней появился… заведующий детским домом, в котором я воспитывался до войны.

— Геня! — сказал он с упреком. — Я вас всех ищу! Ведь через несколько дней начинается учебный год. Нужно наверстать пропущенное…

В приюте я встретил своих старых приятелей — Альку Терешковского и Стасика Зелиньского. Спали мы в одной комнате. Ночи были длинные, но и у нас было о чем поговорить. 1 сентября нам выдали по тетрадке и карандашу. Мы должны были идти в 5-й класс.

Как-то мы пошли на вокзал. Там на путях под парами стоял эшелон.

— Куда едете? — спросил я солдата, который приседал у вагона, чтобы размять ноги.

Солдат рассмеялся, но ответил:

— На запад… А вам куда надо, молодцы?

Мы переглянулись. Стась буркнул:

— Может, на запад…

Нас взяли в вагон, так как мы сказали, что возвращаемся в Польшу искать свои семьи. Но когда нас хорошо накормили, нам стало неловко, что мм обманываем. Мы признались, что хотим в армию. Солдаты рассмеялись, а кто-то пошутил:

— Хороша бы была армия с такими солдатами…

— Посмотрим! — ответили мы с обидой.

Вскоре, однако, нам пришлось расстаться.

— До встречи на фронте! — кричали мы.

— Не дай бог! — промолвил серьезно какой-то старшина.

Эту дату я помню хорошо. Холод осеннего утра привел нас в чувство быстрее, чем ведро холодной воды. Впрочем, хорошее купание нам бы было очень кстати.

Находим воинскую часть. Удивление, вопросы, как и раньше. Лаконичные ответы:

— У нас нет набора в армию. Вы должны идти за реку Вислоку…

К счастью, река была недалеко. Уже издали мы увидели солдат, делавших утреннюю гимнастику.

Завтраком нас, как всегда, охотно угостили. Однако, когда услышали, что мы хотим воевать, начали отговаривать:

— Подождите немного, война скоро кончится.

— Вот именно! Мы хотим успеть… — сказал я.

— Как винтовка тебя пнет при отдаче, то заплачешь и пойдешь к маме…

— У меня нет матери, — ответил я угрюмо. — И отца. Я хочу в армию, я должен идти в армию… — настаивал я.

— Что тут происходит?

Мы не заметили, как к нам подошел офицер.

Он взглянул на нас:

— В чем дело?

Мы смущенно молчали. И тут кто-то произнес:

— Солдаты…

Это, должно быть, была шутка, но вышло как-то душевно.

Поручник спросил:

— Сколько вам лет? — и, не дожидаясь ответа, махнул только рукой и забрал нас в казармы.

Возле одного из строений играл мальчик, не старше десяти лет. Стасик дернул меня за рукав.

— Посмотри!

Боже мой, как мы ему завидовали! На нем был элегантный офицерский мундир, такой, о котором мы только мечтали.

— Это сынишка полковника Андреева, — сказал поручник. — Нашего командира полка…

Полка, собственно, еще не было, он только формировался. Волна мобилизованных еще не нахлынула, пока прибывали только добровольцы.

Начали мы с бани. Она, действительно, была нам нужна после почти шести недель, проведенных на перронах, в стогах сена, в кузовах грузовиков, в вагонах воинских эшелонов.

Военная комиссия не поверила на слово, что нам по семнадцати лет. Нас выдавал рост и общее физическое развитие. Заключение комиссии звучало: «Годны к нестроевой службе».

Мы подозрительно смотрели на эту бумажку, не понимая, что это означает.

Кто-то равнодушно объяснил нам: